Но тогда что всё это значит?
Мне захотелось раздеться. Одежда душила, точно я была диким животным, волком, на которого ради жестокой забавы нацепили человеческие тряпки.
Я сорвала с себя всё, содрала ногтями, словно коросту, и отшвырнула куда-то вниз, в темноту, как будто на дно огромного мрачного шкафа.
Стало холодно — дико, почти до боли. Холод огрел меня по спине и плечам, будто плеть с ледяными железными крючьями. Затем скорпионом проскользнул между ног, внутрь, и там пополз по животу — выше — к груди — кусая оголённые нити нервов и превращая горячую алую влагу артерий в ледяное студенистое желе грязно-лилового цвета. Что же будет, когда он достигнет сердца? Ах, да — сердце вырезал карлик с седыми буклями и унёс в пузатой тяжёлой колбе… Или всё-таки это было во сне?..
Шаги раскрошили чёрный остов ночной тишины. Мохнатые деревья расступились, точно громоздкий занавес, и на сцену, не освещённую ни единым прожектором, вышел он. Я едва различала лицо и фигуру, но тут же узнала. Он. Без всяких сомнений. Кто же ещё.
Я резко обернулась и замерла, вскинув голову, словно моя нагота была непроницаемым сияющим щитом. Мне почему-то больше не было холодно.
— Эва, — сказал, — что ты тут делаешь?
— А ты?
Он ничего не ответил. Вместо этого он воскликнул:
— Оденься сейчас же! Сумасшедшая! Ты заболеешь! Тут дьявольский холод!
Я только покачала головой и отрешённо опустилась на траву, покрытую инеем. Он встал на колени рядом со мной и смотрел на меня, словно в первый раз. Впрочем, вот так, обнажённой, точно с содранной кожей, он действительно видел меня впервые.
И я — я смотрела ему неотрывно в лицо, не узнавая. Что-то творилось… Я вдруг поняла (как будто игла вонзилась в моё сознание), что он на кого-то похож. Не чертами, нет; но лихорадочным блеском тёмных ожесточённых глаз, недобрым изгибом тонких капризных губ; и тем, как его беспокойные руки трепетали, как будто играя на невидимой флейте.
Я напружинилась и пожирала его глазами. Я должна была это понять. На кого он похож? На кого? Я ощущала, что в этом — ключ ко всему: и к седовласому грустному карлику, и к деве в чёрном монашеском платье, и к ослепительным демонам, пившим алый нектар из моих иссыхающих вен… И к этому лесу, к этой реке, где мы встретились, — точно две куклы, которых ребёнок, бездумно играя, сшибает белыми пластмассовыми лбами.
— Эва, — сказал он, словно заклиная.
Я подняла онемевшие пальцы и невольно коснулась его призывно разомкнутых губ. Губ, сохранивших вкус моего короткого имени, густо пахнущего древностью и душными садами Междуречья, где мудрые змеи с рубиновыми полными тоски глазами скользят по ветвям, между перламутровых сверкающих плодов…
