От этих мучительных мыслей и диких картин её хоть немного спасало только злое смущение. Официанты скользили мимо неё, точно белые лебеди по неподвижной озёрной глади. И бросали — небрежно, через плечо, — такие мерзкие, снисходительные взгляды. Как будто она — не такой же, как все посетитель, а побирушка, умолившая выдать ей хлеб и тарелку супа за обещание вымыть до блеска целые горы грязной посуды.
Смешно. Она машинально вцепилась ногтями в стеклянно-гладкую скатерть. Ведь она заказала бокал вина, чего им ещё-то нужно? Да, она знает, её вечернему платью уже три года, и даже три года назад оно было бы слишком невзрачным для этого места, где каждая салфетка мнит себя раритетом, каждая вилка просится в музей под толстое стекло, а привратник ведёт себя так, будто он — наследник престола в изгнании. Да, она здесь точно соринка в глазу, она простая секретарша и нет у неё на шее бриллиантов, блестящих, как их роскошные бокалы, и колготки порвались — как будто у дамы из высшего света не могут порваться колготки! Хорошо, хорошо, наверно, не могут, если учесть, сколько они за них платят… И она тоже будет платить. И купит бриллианты, и жемчуг, и новое платье… не одно, а целую дюжину, и очень скоро. Когда выйдет замуж за Джорджа.
Она приподняла украдкой руку и бросила быстрый взгляд на кольцо. Оно было широким, тяжёлым, даже, пожалуй, чуть-чуть громоздким. И ей это нравилось. Это кольцо было именно тем, чем и должно быть обручальное кольцо — символом Джорджа. Такое же веское, чёткое и неизменное. Оно обнимало её палец так же тесно, решительно и непреклонно, как руки Джорджа — её плечи или талию. Такому кольцу нельзя не поверить — и Джорджу тоже. У неё будет белое платье с фатой, способной окутать весь земной шар. И Джордж будет ждать её у алтаря — неизменный и несокрушимый, как сама церковь. И она ни за что не станет опаздывать, как другие невесты, — ведь Джордж ненавидит любые опоздания, и сам никогда никуда не опаздывает…
Да, но сегодня он опоздал.
И продолжает опаздывать. Боже мой.
Очередной официант, закованный по уши в латы надменности, профланировал мимо и слегка мазнул её взглядом, полным презрения, — точно грязным полотенцем по лицу. Да нет же, неправда, ей показалось. Не может он так на неё смотреть, как бы бедно она не была одета… Она завертелась, желая стряхнуть с шеи удавку смущения, от которой её лицо уже стало почти багровым, и случайно взглянула на пару за соседним столиком.
