Она знала, что, когда в этот вечер Анна вернулась домой, в глазах её был абсолютно безумный блеск, а в кармане плаща — пузырёк из тёмно-синего стекла.
Она знала, что, когда служанка окликнула Джиневру, нёсшую девочке кружку с молоком, и та поставила кружку и отошла, Анна была рядом…
Она всё знала… и ждала.
Белинда не спала в эту ночь. Она даже не легла в постель. Покрывало с чёрными драконами было нетронуто.
Она сидела в кресле, неподвижно — далёкая, точно сосна на скале; и только ресницы её чуть заметно дрожали, отмеряя секунды вместе со стрелкой часов.
Наконец она подняла глаза на окно — и увидела, как в призрачно-серой пропасти неба выпадает кровавая роса зари. Начинался рассвет.
Рассвет её последнего дня в этом доме… этом времени… этом мире.
Дверь распахнулась. Белинда слегка повернула голову. Это, конечно, была Джиневра. Но на сей раз её было трудно узнать. Лицо побледнело до голубизны; из груди вырывался какой-то свист, как будто лёгкие были разорваны; губы беспомощно плясали, а глаза…
— Я не знаю, кто вы и зачем вы здесь, — прохрипела Джиневра. — Но — если вы — хоть что-то — можете сделать…
- Что случилось? — ровно спросила Белинда, хотя она прекрасно знала — что.
— Девочка… — Джиневра зажмурилась. — Она… она, кажется… — её посиневшие губы никак не могли выговорить это слово. — Она … мертва…
Белинда встала.
— Пойдём, — бросила она.
Джиневра кинулась к двери, но Белинда, слегка покачав головой, сжала её ладонь, — обмякшую, словно перчатка, — и они оказались в детской.
Девочка лежала в кроватке… мёртвая. Её личико было гладким, спокойным, — она умерла во сне.
Они услышали смех.
В дверях детской стояла Анна. Она точно собралась на воскресное богослужение, — идеально гладкие волосы, строгое платье глухо застёгнуто до подбородка. Воплощение приличий и целомудрия.
Только смех её был сумасшедшим.
— Это я… я убила её! — произнесла она срывающимся голосом. — Я… я её отравила! Я сделала это! Сделала!
В её глазах горело ликование. Она ощущала себя обновлённой, великой. Это был час расплаты за всё её серое, бессмысленное прозябание. Теперь она знала, зачем появилась на свет, зачем жила, зачем молча сносила, скорчившись в тёмном углу, все страдания и унижения. Её целью было убийство этого ребёнка — воплощения зла, бездушной, проклятой нечисти. И она сделала это. Сделала. Святая Анна, не убоявшаяся зла.
— Это уже не жалкий поступок, не так ли?!
Прозвучал оглушительный вой смертельно раненой медведицы. Джиневра бросилась на Анну и повалила на пол, подмяла под себя, молотя головой о стену.
