— Нет, — она затрясла головой, зубы стучали во рту, — нет, это неправда. Я не верю. Он не настоящий. Это просто представление, это восковой манекен. Правда, Лилит?
— Может быть. — В темноте казалось, что Лилит одета так же, как вампир. Чёрный фрак и плащ… И тёмные волосы вдоль лица… — Может быть, да, а может быть и нет. Я говорила тебе, Карнавал — это иллюзия. Что истинно? Кто может знать? Иллюзия, ложь, обман, дурной сон… Думай, как хочешь. Идём, нам пора.
Факелы чадили, вспыхивая ядовито-зелёным огнём. По стенам неслышно стекала вода. Белого человека больше не было. А был ли он прежде? Быть может, и это иллюзия? Или…
У двери она обернулась. Отсветы факелов скользили по стеклянной крышке. Возможно, поэтому ей показалось, что у того, кто лежал в гробу, дрогнули веки. Возможно…
7
Они шли в никуда, в пустоту, в темноту. И темнота наступала на них с каждым вздохом. И была лишь земля, а над нею раскинулось небо, разорванное в клочья, в запёкшейся крови заката, изжёванное и покрытое плевками звёзд. И облака, как тёмные хищные птицы, были воздеты на пики деревьев и истекали гибельным серым туманом. И ядовитая облатка луны. И Лилит. Лилит, рассекавшая ночь, как чёрный мерцающий нож. Лилит, неотступная и неуловимая.
Это она лежала в стеклянном гробу? По её лицу скользили ржавые отблески факелов? Её волосы раскинулись на алом сафьяне, как чёрные щупальца мёртвой медузы?
И да, и нет. Это был Карнавал, Матильда…
Всего лишь одна из иллюзий. И я сама — не более, чем иллюзия. Тень от тени, отголосок львиного рыка где-то в пустыне, на другом конце света… Или эхо от крика кого-то, кто мечется сейчас в пылающей постели и тщетно пытается сбросить вязкую сеть ночного кошмара. Я — пожар в твоём доме, рушащий балки и превращающий старые снимки и фарфоровых кукол с голубыми глазами в кашу из мокрого пепла и горчично-седой золы. Я — багровые плети плюща, увившего окна и заслонившего солнечный свет. Но это не важно, взгляни, какие цветы… Я засыплю ими твою постель, ты утонешь в них, моя глупая испуганная девочка…. Я — кровь на твоём языке, я — боль в твоём теле, разъедающая всё, прорастающая в каждой клетке…
Если я сейчас обернусь, ты не увидишь лица. Ты увидишь Ничто, пьющее ночь, кровь, пустоту. Меня нет, моё тело — труп, избежавший могилы, моё лицо — карнавальная маска, моё имя — повторение старых легенд… Меня нет, Матильда. Ты одна… Но если ты взглянешь в зеркало — ты увидишь меня, мои губы, мои глаза. Я прыгну на тебя из зазеркалья, как моя великолепная чёрная пантера. Я припечатаю тебя к земле; к той самой земле, которая жаждет тебя, как жаждем мы все — бесплотные, бездомные…
