Не открывая дверь шире, она проскользнула внутрь и прищурилась, стараясь привыкнуть к полумраку. Она осторожно сделала несколько шагов по проходу, как вдруг в дальнем конце, где отец хранил свою медовую наливку, мелькнула темная фигура.
Сердце Мэри подскочило, она сделала еще один шаг и замерла, готовая броситься бежать при первом признаке опасности. Но фигура тоже застыла, и Мэри услышала испуганный шепот:
– О Боже? Оливия? Нет, невозможно.
В ту же секунду Мэри узнала голос Ханны Голардо, хотя не слышала его уже двенадцать лет.
– Я Мэри, – сказала она, и тень старой обиды шевельнулась в ее душе. Билл утверждал, что Ханна больше не винит Мартинеса в гибели своего сына. Очень великодушно с ее стороны, иронически подумала Мэри, если учесть, что именно Генри сел тогда пьяным за руль. – Но что вы здесь делаете?
– Мэри! – Ханна торопливо пошла ей навстречу. – ТЫ меня так напугала. Ты очень изменилась. При этом освещении я в первый миг подумала, что увидела призрак твоей сестры. – Она остановилась перед Мэри и драматическим жестом простерла руки. – Я пришла, чтобы повидать тебя и узнать, как дела у твоего бедного отца. Но дверь мне никто не открыл, и я заглянула сюда на всякий случай.
– Я как раз вернулась из больницы, – объяснила Мэри, отмечая про себя, как мало изменилась эта женщина. Она по-прежнему делала короткую стрижку, простую, но элегантную. Хотя ее лицо и носило следы бурно проведенной молодости, она все еще выглядела гораздо моложе своих лет. Прямая юбка и безупречно сшитая блузка подчеркивали ее стройную фигуру. Она казалась скорее женщиной сорока, чем пятидесяти лет.
– И как чувствует себя твой отец? – спросила Ханна. – Когда я услышала об этом новом несчастье, то сказала себе: «Какое невезение, и это после всех невзгод, которые ему довелось испытать». – Она с участием покачала головой. – Слишком много несчастий. Но он сам навлекает их на себя, потому что не хочет забыть прошлое, как это сделала я.
Внезапно в ее взгляде промелькнуло сомнение.
– А ты, Мэри? Ты забыла? Или все еще держишь в сердце ожесточение, как и твой отец?
– Я думаю, ненависть разрушает прежде всего того, кто ее испытывает, – сказала Мэри. – Что касается отца, доктор говорит, что ему лучше.
Между бровей Ханны собралась беспокойная морщинка.
– Но такой серьезный перелом, видимо, потребует долгого лечения. Кто же станет вести здесь хозяйство?
– Я, – твердо ответила Мэри. – С чьей-нибудь помощью. Я даже собралась позвонить вам по этому поводу. Вчера сюда пришел Билл Рэнделл и спрашивал, нет ли у меня работы. Я спросила, кто может рекомендовать его, и он назвал вас.
