Несмотря на то что сентябрь начался больше десяти дней назад, солнце пекло совершенно по-летнему даже сквозь покрывшие небо непривычные тучи. Впрочем, иного трудно было и ожидать в благословенном калифорнийском климате, где зима приходит лишь в феврале, и то не снегом, а дождями.
Что и говорить, невзирая на принятые добродетельные решения, настроение нашего знакомого было мрачнее мрачного. И нынешняя внешность не помогала тому, чтобы поправить его. Под подбитым глазом растекся красочный фингал, нос, тоже пострадавший при ударе, распух, хотя и не был сломан, а на затылке болезненно пульсировала рана, потребовавшая примерно с десяток стежков.
Не улучшало настроения и воспоминание о беседе с молодым и, как ему показалось, насмешливо недоверчивым копом. Он задавал каждый следующий вопрос таким тоном, словно предыдущий ответ, так же как и сам пострадавший, вызывал у него глубочайшее отвращение. После первых же пяти минут беседы Рей уже уверился, что тот смотрит на него как на бесхребетное аморфное существо. В результате Рей категорически отказался подавать иск. Мысль о том, что придется отправиться сначала в участок, а после даже в суд, где все будут смотреть на него с той же насмешливой жалостью, была совершенно нестерпимой.
Увы, неприятности этим не заканчивались. Можно даже сказать, они только-только начинались. Ибо дома Рея ожидало самое страшное – разговор с отцом. Ему предстояло признаться в том, что он лишился работы, объяснить, где провел ночь и почему. И выслушать то, что старший Ирвин сочтет своим долгом сообщить сыну.
Впрочем, и это произошло совсем не так, как ожидал Рей. Ибо отец лишь окинул его полным презрения взглядом, тяжело вздохнул и мрачно сообщил:
– Отлично выглядишь. Там на столе письмо для тебя.
– Папа, послушай, мне надо... – начал было Рей, но тот поднял руку, призывая к молчанию.
– Нет, не надо. Робинсон вчера заезжал и все рассказал. Если хочешь есть, можешь заказать пиццу. В доме шаром покати. А теперь оставь меня. – Он повернулся в сторону мерцающего телеэкрана, давая понять, что разговор окончен.
Рей зажмурился, словно от хлесткой пощечины, последним усилием воли подавил желание заорать во весь голос и зарыдать, покорно забрал конверт и отправился в свою комнату. Там не раздеваясь упал на кровать лицом вниз и немедленно погрузился в спасительный сон. До самого утра он так и не узнал, что власти призывают его к исполнению гражданского долга и участию в суде присяжных.
