подходящее в этом случае выражение) «роскошные» иностранцы из Южной Америки, Египта, Персии, Ливана, у которых карманы были туго набиты деньгами. Почти все они были
пансионерами, т. е. жили в лицее и составляли среди учеников слегка сомнительную аристократию. Все пансионеры считались «dessalйs», буквально «обессоленными», т. е. полностью осведомленными относительно всего, что касалось секса. Они были для нас также законодателями мод.
Модными тогда были прически, как у кинозвезды Рудольфа Валентине. Волосы гладко приглаживались и склеивались какой-то косметической гадостью так, чтобы выглядеть, как поверхность катка. Чтобы укрепить эту куаффюру, пансионеры появлялись утром в сетке, украшавшей их головы до начала первого урока. Иные пытались сохранить ее на голове даже во время урока, вызывая негодование учителя. Плечи их пальто были щедро подбиты ватой, сзади производя впечатление, что вместе с пальто надели и вешалку, талия была узка, а зад туго обтянут.
Сложный переход из детства в отрочество, т. е. из коротких штанов в брюки, проходил через промежуточную часть одежды, название которой я затрудняюсь перевести. Во Франции это называлось «culotte de golf», т. е. буквально «штаны для игры в гольф». В Англии это звалось «plus-fours», т. е. «плюс четыре», названное в конце прошлого столетия так потому, что на пошив их в расчете на каждую ногу уходило на четыре дюйма больше сукна, чем на короткие штаны. В Америке такие штаны назывались «Knickerbockers» по имени господина Кникербокера, который ввел их в моду по ту сторону Атлантического океана. Мой словарь пытается меня уверить, что по-русски это «бриджи», но я думаю, что он врет, так как другой словарь (вернее, его брат) уверяет, что «бриджи» — это «узкие в коленях брюки, заправляемые в сапоги», что совершенно не соответствует естеству штанов, которые я пытаюсь описать.
Такие штаны носили с шерстяными чулками, концы штанов застегивались пряжками слегка ниже колена, и они ниспадали на икры широкими складками. Чем шире складки, тем считалось шикарнее.[4] Я говорю о том, что было в прошлом, потому что во Франции их никто не носит уже лет пятьдесят. Но в мое время брюки-гольф были своего рода символом перехода из детства в отрочество. Теперь проще: в любом возрасте от пяти до пятидесяти носят джинсы.
Когда мне исполнилось тринадцать лет, я уговорил маму сходить со мной в универмаг «La Belle Jardiniere» («Прекрасная садовница»), который мы оба считали (ошибочно) верхом парижского шика, и заказать мне там костюм со штанами описанного вида. Костюм был в мелкую клетку, пиджак с хлястиком, а штаны ниспадали ниже икр и могли бы скрыть в своих широчайших складках все сокровища Аравии. Первое время мне разрешалось его носить только по воскресеньям; я не возражал, боясь подвергнуть свое сокровище грубым сшибкам во время школьных перемен.
