Он был разгневан, но еще и расстроен. И Черри вдруг поняла, что перегибает палку.
– Ладно. Прости, я погорячилась. И наговорила кое-что лишнее…
Коннор едва сдерживался. Как она могла! Он никогда в жизни не обращался со своими служащими так, как она описывает! Он никогда не ставил себя выше них! Он… он ведь сын Кэти и Патрика, посудомойки и автослесаря, всего добившихся собственным трудом!
Как может такая красавица говорить такие ужасающие гадости, так ранить? Какие у нее ресницы! И почему она ухитряется быть такой красивой, даже промокнув насквозь?
Она вся дрожит…
– Черт, ты вся дрожишь!
– Правда? Как мило, что ты это заметил.
– Почему ты такая мокрая?
– Потому что мы въехали в самую грозу с открытым верхом машины.
Мокрая блузка облепила высокую грудь… Коннор почувствовал совершенно неуместное в данной ситуации возбуждение.
– У тебя зубы стучат.
– Еще одно потрясающее открытие. Ладно, прощай, мистер Фотрелл. Я пошла на трассу, пока у меня еще осталась капля горячей крови.
– Ты что? Отсюда до трассы несколько миль.
– Что-то же здесь ездит!
– Да. Трактора. Но с утра. Пошли в дом.
– Не трогай меня!
Коннор просто сгреб ее за плечи и втолкнул в дом. Черри, стуча зубами и шипя, как разъяренная кошка, пыталась сопротивляться, хотя внутри дома было соблазнительно тепло.
– Ты что, оглох? Я сказала, отпусти меня! Тебя предупреждали, чтоб ты больше не смел ко мне прикасаться?!
– Если будешь спорить со мной, леди, у тебя будут большие неприятности.
– Неприятности? Ты что-нибудь слышал о кинд… кидна… кинда…
– Киднеппинге. Слышал. А ты что-нибудь слышала о переохлаждении?
– Отстань! Нет у меня переохлаждения!
– Будет, если ты пойдешь на трассу в таком виде. Этот дождь зарядил до вечера, ветер будет только сильнее, скоро стемнеет.
Говоря все это, Коннор увлекал Черри по крутой деревянной лестнице наверх, туда, где, видимо, находился его офис и другие служебные помещения. Через пару минут они оказались в очень уютной, обшитой деревянными панелями комнате. Судя по обстановке, это было нечто вроде конторы.
– Раздевайся.
– Что?!
– Что слышала. Раздевайся.
– Размечтался!
Она была мокрой, как выдра, – как очень хорошенькая выдра, если можно так сказать, – и она была злая, как кобра. Он мог бы честно сказать ей, что действительно мечтал о том, как она раздевается на его глазах, но это вряд ли могло расположить ее на хороший лад.
– Вейл, перестань изображать из себя жертву изнасилования. Если бы я имел в виду это, я бы действовал иначе. Тебе просто надо снять с себя мокрые тряпки и залезть в горячий душ. За этой дверью ванная. Потом можешь завернуться в банное полотенце – оно большое, сухое и чистое. Я поищу тебе какую-нибудь одежду.
