Он припал к моим губам, и это даже нельзя было назвать поцелуем. Он покусывал, подергивал, посасывал и полизывал мои губы до тех пор, пока я вся не превратилась в один большой рот. Других частей тела как будто не существовало. Я вся была один рот, пока Брайн не решил заняться моей грудью. И это нельзя было назвать ласками. Он мял, сосал, оттягивал и сжимал мои груди до тех пор, пока все мое внимание не переключилось на них. Я вся превратилась в одну огромную грудь, и была таковой, пока Брайн не решил погрузить в меня то, с чем я имела случай познакомиться еще во время наших танцев в баре. Рот Брайна был постоянно занят моим телом, а потому сам Брайн был довольно молчалив. Только в тот момент, когда я с удивлением обнаружила, что он уже частично во мне, и глухо пробормотала: «Брайн, ты ведь даже не двигался, а он сам вошел в меня!» – только тогда Брайн произнес первую и последнюю фразу на протяжении всех трех часов, которые я провела с ним на его ворсистом зеленом ковре. Он сказал:
– Тому, кто врывается силой, там вообще нечего делать!
Я тут же вспомнила об Эрике Орнстайне и целиком и полностью согласилась с этими мудрыми словами.
Брайн непрерывно продвигался в меня, продвигался до тех пор, пока я вдруг не осознала, что лежу под мускулистым и крепким телом мужчины, с которым познакомилась только несколько часов назад, и не почувствовала боль где-то в районе копчика, а также под подбородком. Однако я удержалась от того, чтобы поинтересоваться у Брайна о причине этого дискомфорта. Мое тело тянулось навстречу его движениям, и я мечтала о чем-то большем, – о том, что находилось глубоко во мне.
Брайн Флагерти тем временем успел перейти в новую категорию «парней», еще более высокую, чем «бравый парень» и «парень-кремень». Дело в том, что он продолжал оставаться «кремнем» даже после оргазма. Он нисколько не побеспокоился выйти из меня – просто несколько минут находился без движения. Его голова покоилась на моей шее. Руки крепко обнимали мое тело. Потом он внезапно начал все сначала. В одно из коротких мгновений нашего отдыха я все-таки поинтересовалась у него, почему болит мой подбородок. О моем копчике я не спрашивала, поскольку он находился на значительном удалении, и Брайну было бы трудно его рассмотреть.
– Я тебя поцарапал своей щетиной, – как ни в чем не бывало объяснил он. – Думаю, мне следовало бы побриться.
Он соскользнул с меня, и я смогла подняться на ноги. Колени у меня слегка дрожали.
