Глава двенадцатая.
БЕЗУМНАЯ ПИРАМИДА
Девочка возвращалась из школы и слушала плеер. Вдруг в наушниках плеера голос: - Берегись, девочка! Объедало спрыгнул с двадцатого этажа! Девочка дальше идет, думает, что ей
послышалось, а наушники снова говорят: - Девочка, Объедало спрыгнул прямо на тебя! Он хочет раздавить тебя и объесть до костей! Девочка присела от испуга, а наушники кричат: - Не останавливайся! Объедало уже совсем близко! Отскакивай! Девочка послушалась и отскочила. Промахнулся Объедало и со всего размаху на асфальт - бамс! Осталась от него одна лепешка. Лежит лепешка на асфальте и жалуется: - Опять жубы щебе выщиб и кощти переломал!.
"Объедало"
1.
Летели мы долго. Солнце давно уже перевалило за полдень, а мы все еще были в пути. Уже несколько часов под нами тянулись выжженные белые пески. Солнце припекало мне затылок, отзываясь во рту и в горле скребущейся сухостью. Перегревшийся талисман, раскалившись, уже с полчаса заговаривался и нес какую-то ахинею. Меня он называл коннунгом Эрихом, а себя то гипербореем, то каким-то Ктесием Книдским. Потом он сменил пластинку и, объявив себя сладкоголосым певцов Орфеем, гнусаво затянул: Стойте, герои Эллады, гребцы быстроходного "Арго"! Или затем мы спаслись от погони жестоких колхидян, Чтобы погибнуть в волнах, не достигнув Пелазгии милой? Вначале я различал бормотанье полумесяца, но вскоре оно начало сливаться для меня в какую-то кашу, и я уже не понимал смысла. Одна только Трупп неутомимо взмахивала крыльями. - Ты еще жив, мальчишка? - изредка интересовалась она. - Жив, - подтверждал я. - Очень жаль, - неизменно отвечала гарпия. - Если будешь отбрасывать копыта, предупреди меня. Я люблю наблюдать, как люди играют в ящик. Экономя силы, я не отвечал, только крепче вцеплялся ей в волосы. Перед глазами, стоило мне несколько секунд не моргать, всё начинало двоиться. Боясь потерять сознание, я считал удары крыльев, но всякий раз начинал сбиваться уже на втором десятке. Вскоре я вообще потерял способность считать. Мне чудилось, что в голове у меня все спеклось. Я почти лежал на шее у гарпии и наблюдал, как в раскаленном воздухе проплывают караваны, и тощие погонщики в полосатых халатах мерно покачиваются между верблюжих горбов. Изредка караваны сменялись то высохшим руслом ручья, то распятым саксаулом, замершим на песке. Потом мне стали мерещиться пластилиновые человечки, бегущие впереди и хихикающие тоненькими голосками. В толпе пластилиновых человечков я узнал Настю и Ягге. "А вы здесь зачем? Не ходите с ними, они вас заманивают!" - хотел крикнуть я, но они уже скрылись. При этом обнаружилось, что у Ягге и Насти такие же пластилиновые мягкие лица, как у человечков. На деревянной ноге быстро спешил куда-то дедушка Вурдик. Черный оскаленный череп проскакал по коридору, не сводя с меня взгляда своих пустых глазниц. Дальше началась полная абракодабра, вроде хора из стеклянных куколок, которым управляла старуха с лимонным носом Зеркалица. Миражей было столько, что когда внизу в знойном мареве показалась чудовищная, сложенная из выщербленных камней пирамида, я тоже поначалу решил, что это мираж. Гарпия снизилась и, особенно не церемонясь, сбросила меня на песок. Я пополз по песку, пытаясь подняться, но это удалось мне лишь со второй или третьей попытки. Трупп презрительно наблюдала за мной. - И этот полутруп хочет воевать с Фараоном! - сказала она. - Посмотри на пирамиду, мальчишка! Когда двенадцать тысяч лет назад я вылупилась из яйца, Безумная Пирамида уже была такой же старой. О Фараоне ходили скверные слухи. Настолько скверные, что даже мне порой становилось не по себе. А тут еще это нелепое родовое заклятие, вынудившее нас подчиняться тому, кто владеет ключом. Но, думаю, это ненадолго. Фараон уничтожит тебя, заберет ключ и нам с сестрой не придется выполнять твои нелепые прихоти. Гарпия взмахнула крыльями и тяжело взлетела. - Прощай, человечек! Перед тем, как отправляться к Фараону, я бы советовала тебе напиться. Колодец здесь недалеко, - крикнула она, кивнув в направлении группы засохших деревьев. Проводив взглядом гарпию, я побрел к колодцу. Ноги вязли в песке. Мне хотелось только одного - пить, а потом упасть и лежать неподвижно. Настя, Ягге, пальцы Красной Руки, фараон в склепе, даже человеческий мир, куда я так мечтал вернуться, стали вдруг неважны. - Рожденный ползать - летать не может. Все мосты сожжены. Верблюды щедро делятся с людьми шерстью и мясом, - бормотал талисман, изредка принимаясь хихикать. Ему было весело, мне - нет.
