Получается, хорошо чечены жили до войны. А теперь что? Половина того, что было, уже порушено, пожжено, разграблено и растоптано. А ведь войне ещё конца и края не видать, а значит, всё остальное тоже разломают и растащат, и не "российские агрессоры", а свои братья-боевики, "для бесконечного продолжения" однажды начатого дела – "священного газавата против неверных кафиров".
Два ближних к нам дома разрушены до основания, только фундаменты каменные остались. Были дома – нет домов: здесь, вероятно, авиация наша постаралась; следующие два – с дырами в заборах и со снесёнными воротами, без крыш, без окон и без входных дверей. Там – сто процентов – ничего ценного, тем более – водки, давно нет. Даже несколько молодых деревьев в огородике перед домами снесены и затоптаны бронемашинами. Да, деревья на войне страдают не меньше людей.
Проходим мимо ещё нескольких обстрелянных и поцарапанных домов, сворачиваем влево, в проулок. Врезаемся в спешащую навстречу нам троицу.
Женщина, лет тридцати, в потёртом коричневом пальто до колен и коричневом платке, держит под правую руку сгорбленную старушку в чёрной кожаной куртке и тёмной шали, под левую – маленького, хлюпающего носом мальчишку, лет пяти.
Натыкаемся друг на друга так, что чуть лбами не ударяемся. Секунд десять стоим вплотную, молчим, изучаем друг друга глазами.
Мальчик, внимательно осмотрев нас – грязных, полупьяных и усталых, дёрнул женщину за руку, затопал ножками и громко заплакал:
– Ма-а-а!
Ча-ча, выпучив глаза, наклонился к мальчишке и пригрозил автоматом:
– А ну, сопляк, тихо!
– Не плачь, сынок, не бойся! Это наши, русские солдатики. Видишь, как они устали, наверно есть хотят, а ты – плачешь. Не надо, – женщина ласково прижала мальчика к себе, – не плачь, это же наши, они нас не тронут.
– Что вы тут ходите? Тут нет никого! Или вы пожрать захотели? Что вас, ваш Ельцин совсем не кормит? Где ваши походные пайки? Нету? И вы по домам побежали, как тараканы? – схватилась за цевьё автомата Ча-чи старушка.
– Что? – глаза Ча-чи едва не вывалились из орбит. – Кто это тут воняет?
– Нас будете грабить? Русских будете грабить? Алкаши вы, а не солдаты! – отрицательно мотая головой, старушка взревела ещё громче, тряся перед нашими лицами своим маленьким кулачком и срываясь на крик. – Только и можете, у мирных граждан еду отнимать, да деньги трясти!
– Мама, не надо! Не шуми, пожалуйста, не надо! – запричитала женщина и заплакала. – Мама, что же ты так? Что ты их…
