Ода заканчивалась так:
Я, русский, к любому
Тяну откровенно ладонь…
Почему «тяну»? Почему ладонь, а не руку? А главное, при чем здесь русский? Ведь Ларионов-то вроде тоже русский, хотя и был большим другом Лили Брик. Зачем же один русский объявляет другому русскому, что он русский?
О, здесь главнейшая особенность поэтического мира Сорокина! Он всегда и везде без умолку верещит, что он русский. Вот и в этой книге — без конца: — Мой отец русский!.. Моя мать русская! (с. 302)… И кровь в моих русских жилах русская! (с. 319)… И боль в моей русской груди русская (с. 302)… И пупок у него русский!.. «Россия моя святая, все за тебя приму! (с. 359)… «Родина моя единственная! (с. 364)… «Россия моя единственная…»
И так через всю книгу. На иных страницах слова «Россия», «Русь», «русский» мельтешат по 20, 25, 30 и больше раз. Спрашивается, зачем? Вот, говорит, все за тебя, Россия, приму. Но принял только премии, ордена, должности да квартиры, а даже двух годочков службы в армии решительно не принял, улизнул как-то. А мой покойный фронтовой товарищ Николай Старшинов писал:
Никто не говорил: «Россия!..»
А шли и гибли за нее…
«Не говорил»! А тут не говор, а вопли, стенания, визг.
Корифей, а не соображает, что столь обильные и натужные как бы патриотические вопли имеют обратный эффект, работают против него и даже порождают сомнение: да русский ли это вопит?
Любовь к своему народу достойна уважения, но при всей любви надо иметь мужество смотреть правде в глаза, не шельмовать в пользу человека только потому, что он русский, перс или еврей. Вот Сорокин приводит текст знаменитого своей подлостью письма писателей, напечатанного 5 октября 1993 года в «Известиях» и получившего название «Раздавите гадину!», — требование к правительству Ельцина расправиться с писателями-патриотами. При этом Сорокин бросает мельком: «Под заявлением две-три подписи русских». И называет двух уже почивших — Виктора Астафьева да академика Лихачева. Но нет, любезный, не ловчи. Там всего 42 имени. Притом, да, 25–28 — не русские, из них 20–22 — евреи. Но и русских с дюжину наберется.
Сорокин рассказывает, что когда работал в издательстве «Современник», кто-то распространял там листовку, где говорилось, что он — «еврей, сын шляпника, собирающийся в Израиль» (с. 300). Что ж, этих недругов можно и понять, если и тогда этот сын разводил рацеи о том, что у него и почки русские, и селезенка русская, и мочевой пузырь русский. Могли подумать: для маскировки! А тут еще такой русский язык…
