— Не слишком ли низкий строй? Ля на рояле выше, — сказал маэстро и ударил по клавише.
— Это потому, что ваш рояль плохо настроен, — ответил мальчик и ровно, ритмически продолжал играть гамму, выдерживая размер в две четверти. Затем вернулся по струнам к торжественному соль.
Маэстро слушал, затем присмотрелся и сказал:
— Левая рука у тебя неплохо поставлена, а вот смычок — не очень.
— Я играю так, как меня учил профессор Горнзель.
— Сыграй-ка теперь эту же гамму легато шестнадцатыми.
— Всю гамму на один смычок?
— А сумеешь?
— Еще бы.
Мальчик еле дотрагиваясь к струнам, звук за звуком рассыпал гамму мелкой дробью и затих на высоком ля. Он не снял смычка со струн, желая показать маэстро, что на смычке осталось еще много места.
Панофка заметил это.
— Ого, да ты прямо-таки виртуоз! Гамму сыграл чисто…
— Да, но я хочу попробовать сыграть медленную часть концерта.
— Сейчас, один вопрос. Ты раньше когда-нибудь слышал этот концерт?
— Нет, никогда. Вчера — первый раз в жизни.
— Не может быть! Может быть в Люблине кто-нибудь играл его с твоей мамой?
— Нет. Вчера я слышал этот концерт впервые…
— Дай-ка мне твои huslički. Heske huslički… — сказал Панофка.
— Это польская скрипка работы Гроблича, — пояснил доктор. — У нас были два таких мастера — отец и сын, а может быть, однофамильцы. Это скрипка варшавской работы!
— У поляков были свои скрипичных дел мастера, но наши чешские huslički velmi певучие.
— Это известно, дорогой маэстро… Ведь, что ни чех — то скрипач. Что ни чех — то мастер.
Панофка, поворачивая скрипку в руках, ласково гладил яворовую деку, покрытую лаком вишневого цвета. Щелкнул по деке. Прислушался. Взглянул на завиток, вырезанный в виде львиной пасти. Колки из черного дерева и такой же гриф, понравились знатоку.
— Heske huslički — повторил маэстро с восхищением.
— Ничего удивительного: «Веселое дерево весело поет, по деревне ходит, девок зовет» — напомнил доктор народную поговорку.
— А смычок тоже старой работы?
— Нет, это работа варшавского мастера Каниговского.
— Мой смычок тоже его работы! Удобный, легкий, очень податливый… я очень ценю этого мастера. Когда приезжаю в Варшаву, непременно покупаю у него несколько смычков и дарю коллегам французам, немцам, англичанам.
Генек нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Он спешил дорваться до Бетховена.
— Ну что ж, сыграй! — решил Панофка.
— Аккомпанируйте мне, пожалуйста… — попросил Генек.
— Нет, сыграй просто то, что ты вчера слышал.
— Хорошо. Но я думал, что с аккомпанементом будет лучше.
