— В Любельщине, — говорил доктор, — еще действует крепостное право и только поэтому крестьяне не уходят на заработки. Зато, — добавил он, — иногда они уходят из своих деревень и пропадают совершенно не оставив следа. А впрочем никто их не ищет, никто о них не заботится.
Генрик знал, что на улицах и в переулках Лейпцига можно встретить не только польских крестьян. Здесь есть и польские студенты, ремесленники и даже остались еще островки прежней магнатской Польши, с которыми он уже встретился. Остатки своего состояния они поместили в предприятия и фабрики, дающие им средства к жизни и позволяющие мечтать о прежнем великолепии. Есть и такие поляки, которые забыли свое происхождение. Еще носят польские фамилии, но служат уже саксонскими податными, судебными чиновниками и лесничими. Проходя мимо памятника Августа Сильного, отводят глаза.
Лейпцигский Гевандхауз здание небольшое. Здесь уже выступали польские музыканты. Липиньский, Контский, Вольф.
Лейпцигские богатые бюргеры — народ требовательный. Выступать здесь могут только выдающиеся музыканты. Впрочем Феликс Мендельсон, Нильс Гаде и Юлиан Ритц кого попало на сцену не выпускали. Оркестр здесь превосходный. С таким оркестром приятно играть. Интересно посоревноваться с их музыкальностью и искусством, даже в том случае, если доход от концерта здесь меньше, чем в другом германском городе.
Горят канделябры, белеют декольте полненьких немок. На дирижерское место выходит Ритц. Его встречают аплодисментами. Оркестр играет туш. Ритц — худой, нервный человек, с желтыми зубами, прикрытыми рыжеватыми усами. Первым номером идет «Кориолан» Бетховена. Ритц почти не употребляет дирижерской палочки. Он умеет добыть из оркестра нужный эффект незначительным мановением правой или левой руки. Сила звука всегда недостаточна. Если по партитуре требуется «форте», Ритц вытягивается на своем возвышении, подымает глаза вверх, как бы проверяя, чувствуется ли в зале напряжение, и сразу же для контраста, снижает звук до «пиано». За кулисами, Генрик слушает эти «пиано» и «форте», эти контрасты звуков, слышит их чистоту, но полностью поддаться их музыкальному очарованию не может. Он немного волнуется. С ним это случается всегда перед выходом на эстраду. Уже слышится гром аплодисментов, они гремят и всплескивают, как морские волны. Вот уже его вызывают на эстраду. Он быстро проверил свой костюм, прическу, настройку скрипки. Нарочно идет медленно, стараясь успокоиться. Навстречу ему вздымается волна аплодисментов. С концертмейстером оркестра он сверяет настройку струны «ля». Как же бледен этот волшебник смычка. Глаза смотрят в пространство поверх публики. Губы сжаты. Зал постепенно утихает.
