— Эрцгерцогине ни в чем нельзя отказать. Рената Габсбург обратила внимание графини на стоящего у камина Генека и попросила оказать ей небольшую услугу. Она хотела его видеть завтра и побеседовать о венских концертах. Графиня — женщина худая и длинная как четки. Одета в бесцветное платье, пахнущее нафталином. На Генеке сегодня безукоризненный фрак. Волосы причесаны как у женщины, с пробором посредине. Концы волос завиты. Черная голова блестит.
Графиня с вялой усмешкой спешит выполнить поручение высокой гостьи.
— Разрешите, я сам поговорю с ее высочеством.
— Это может привлечь внимание. Зачем возбуждать подозрения.
— Подозрения? Какие подозрения? Я должен немедленно выехать в Москву.
— Завтра утром вы скажете это эрцгерцогине Ренате. Моя подруга привезет вас из гостиницы. Будьте готовы к двенадцати часам.
Скрипач не сказал больше ни слова. В его голове промелькнула мысль:
— Кажется габсбургский перстень с алмазом у меня лежит в чемодане.
Дождавшись ухода графини Генек отыскал брата,
— Юзик, идем домой.
— Мы бы могли сыграть что-нибудь на этом графском приеме.
— Не хнычь.
— Импрессарио будет недоволен.
— А тебе не все равно? Ведь отсюда мы уезжаем в Москву.
Они сошли вниз, взяли из гардероба пальто. На рынке они задержались. Может быть подождать, когда зазвучит гейнал — традиционный трубный сигнал с колокольни собора? Уж скоро полночь.
На рынке нет никого. Около Шевской улицы скучает полицейский. Пусто и на линии А—Б. И снова скучающий, заспанный полицейский торчит на углу Флорианской. Вдоль Сукенниц прохаживается сторож с алебардой.
Рынок озарен бледным светом луны.
— Пошли спать, — говорит Юзик.
— Давай спросим у сторожа адрес какого-нибудь веселого дома в Кракове. Хорошо бы попытать счастья.
— Нет, идем лучше домой. Мама будет беспокоиться.
— Не будет, она подумает, что мы в гостях у графини.
Все же Юзика убедить не удалось. В гостинице Генрик начал поиски габсбургского перстня с алмазом.
— Что ты так роешься в чемодане?
— Ищу кое-что.
— Оставь, утром само найдется.
— Как же там было на приеме в доме «Под баранами»? — спросила мать приоткрыв дверь.
— Великолепно, лучше и быть не могло.
— Ну, идите спать, а завтра расскажете мне о своих впечатлениях.
Дверь закрылась. Звуки гейнала долетали с башни. Наступила апрельская полночь.
Мама на заре ушла в костел к утреннему богослужению. Мальчики спят, отдыхая после вчерашнего концерта. Импресарио мог бы организовать в Кракове еще один концерт, но теперь это уже невозможно. Они должны вовремя поспеть в древнюю царскую столицу. В условленный час к подъезду гостиницы подъехала карета. Об этом сообщил Генрику портье. Мама попросила, чтобы он был вежлив и воздержался от чудачеств и излишних шуток. Ливрейный кучер ударил по лошадям и они поехали через Флорианские ворота. Дама, сидевшая внутри кареты, молчала. Скрипач почти не замечал ее. Карета остановилась у подъезда двухэтажного здания. Дом стоял в старом саду, а может быть в запущенном парке. Дверь открыл лакей в повседневной рабочей одежде. В сенях стояло чучело медведя. На стенах развешаны роги оленей, головы диких кабанов. Лакей помог Венявскому раздеться. Молчаливая дама ввела его в комнату, уставленную мебелью в стиле XVIII века, со светлыми секретерами, комодами, шкафами с деревянными инкрустациями. Кружевные салфетки очаровывали нежностью рисунка. Стены комнаты украшены чернобелыми портретными силуэтами в легких рамках за стеклом. Среди них Венявский заметил портрет Тадеуша Косцюшко.
