Была ли она искренняя или нет? Почему она назначила ему свидание в это утро после концерта? Бывая потом в Варшаве он искал встречи с ней. Но она не хотела этого. Одно время она была приятельницей сенатора и даже перевелась в Петербург, на сцену императорской оперы, в то время, когда и Генек служил в столице. Здесь мог Генек видеть ее грациозность, классическую красоту. Однако она избегала встреч.
Венявский запомнил маленькую танцовщицу на всю жизнь, а ведь он умел не обижаться и вычеркнуть из памяти молчание Эдуарда Ганслика в его рецензии на концерт, на котором он играл вариации на тему австрийского гимна, что было лишь актом вежливости по отношению к Габсбургам. Он не обижался и на Юлиана Клачко, автора «Флорентийски вечеров», который в статье, напечатанной в журнале «Вядомости польске», пренебрежительно отозвался о братьях Венявских.
Однажды Генек выступал в Шенбрунне. Сам император Франц Иосиф в присутствии аристократии, дипломатов и генералов соблаговолил выразить ему свое удовольствие. Казалось бы, что люблинскую Веняву встречают величайшие почести, но и этому скрипач не придавал значения.
— Этот император так же хорош, как и всякий другой, — воспоминал он впоследствии.
После концерта его пригласила к себе эрцгерцогиня Рената. От такого приглашения отказаться невозможно. Она ему сказала на изысканном французском языке:
— У меня к вам очень важное дело.
— Я весь к вашим услугам, ваше императорское высочество.
— Я буду вас ожидать в четыре часа дня.
— Я не знаю адреса.
— Любой полицейский в Вене укажет вам мой дворец.
— Я должен взять с собой инструмент?
— Как вам угодно, — засмеялась эрцгерцогиня.
Это была дама тридцати с лишком лет, блондинка с искусно уложенной на голове прической.
— Слишком сильно пахнет, — раздраженно подумал Венявский.
Духи ее действительно не венские. Их приготовляли специально в Париже или в Константинополе.
В то время Вена восхищалась певицей Терезой Миланолло. О ней писали газеты, о ней говорили, ею восхищались. Приглашение в Шенбрунн к эрцгерцогине Ренате могло переключить внимание венской публики на скрипача. Уже на второй день его выпуклые черные глаза, бледное лицо, небольшие усики и стройный стан будут известны всей Вене. Его будут осаждать любопытные журналисты: он станет знаменитым. Импрессарио настаивал. Необходимо пойти к эрцгерцогине.
* * *
На следующий день Венявский с опозданием на 15 минут подъехал на извозчике к замку эрцгерцогини Ренаты, стоявшему в переулке около рынка. Его с почетом встретили слуги в великолепных ливреях. Мраморная лестница, устланная пушистыми голубоватыми коврами, античные скульптуры, вывезенные из Италии, гобелены, развешанные по стенам — вели в апартаменты на втором этаже. Лакей, встретивший Венявского, передал его другому, еще более великолепному и важному. Последний молча и бесшумно подвел его к двери сверкающей белым лаком, и впустил в комнату с большими венецианскими окнами. Комната была украшена французскими картинами, развешанными на стенах, бронзовыми, потемневшими подсвечниками; на полу лежал пушистый светлый ковер, легкая мебель в стиле Людовика XVI, на которой, казалось, никто никогда не сидел, стояла вдоль стен.
