Дуэты Венявского на тему из «Лючии ди Ламермур» или исполнение им русского национального гимна, сочиненного князем Львовым, милостиво принятое императрицей 10 ноября не могли особо интересовать варшавских любителей музыки. «Деревенская мазурка», фантазия на тему «Пророка» — это произведения расчитанные тоже на широкую публику. Мамочка хотела бы Баха, Моцарта, Бетховена, притом без вариаций, но такая программа была бы неинтересна покупателям билетов.
Большой театр переполнен. Публика аплодирует, вызывает Генрика. Братья кланяются, благодарят. За кулисами танцовщицы поглядывают на юношей и шлют им красноречивые взгляды. Юзик мало что в этом понимает, но зато Генек прекрасно знает, чего от него хотят девушки. Он знает таких из Парижа, Петербурга, почему бы и не в Варшаве? В это время на сцене артисты играют фарсик «Ротозей из Сент-Флор». Зрители смеются. Юзик ушел в дирижерскую комнату и там ожидает маму, а Генек тем временем, в темном уголке, заставленном разными декорациями, флиртует. Его сюда затащила танцовщица Лиля-Броня. Сквозь шум смеющейся публики слышны отрывки их беседы.
— Ах, как ты хорошо играешь! Я влюбилась в тебя.
— Так отблагодари меня, — отвечает юноша.
— Я могу тебя поцеловать, — кокетливо говорит танцовщица и легонько касается губами его щеки.
— Ты только так умеешь? — юноша внезапно привлек девушку к груди.
Взрыв аплодисментов в зале заглушил часть диалога и протесты Лили.
— Приходи завтра утром в кафе на Трембацкой улице или жди меня у театра, — говорит она кокетливо и исчезает за кулисами.
В зале слышны смех и аплодисменты. «Ротозей из Сент-Флор» возбуждает веселье. Занавес уже опущен, на сцене началась беготня рабочих, а Генек побежал вслед за танцовщицей.
Юзик напрасно обыскал все уголки пытаясь найти Генрика, пока тот сам не выскочил из за какой-то декорации.
— Идем к маме.
— Сейчас иду. Одну минутку.
В Москве или Берлине в программы надо было включать действительно ценные произведения, но и там их не могло быть слишком много. Кассу наполняли посредственные слушатели. Если во время предварительной продажи все билеты раскупались, импрессарио бывал чрезвычайно доволен. Генрик учился практицизму такого рода, ибо знал, что успех зависит от прозаических вещей. Импрессарио любил если в Петербурге Венявский исполнял произведение, посвященное Николаю I, а в Берлине — прусскому королю.
Перед концертом в Гааге объявлялось, что Венявский играл в королевском дворце и что король Вильгельм наградил его орденом «Дубовой короны».
