— Везде черти, — повторил он, — куда ни плюнь — везде…
— Да где они, Коля? — радостно воскликнул Павел, встряхивая Николая. — Оглянись? Вокруг — никого! Вечер, сумерки, вон луна на небо лезет… Благодать-то какая!
— Там они, — махнул Николай рукой куда-то в сторону. — На фабрике. Там у них шабаши.
— Да какие шабаши, Коля? Нет никаких чертей. А на фабрике женщины работают. Нитки прядут.
— Это сейчас. А бывает, что там черти, — упрямо повторил Николаи. — Уж я-то знаю, сам видел.
Он снова грузно навалился на Павла и смачно рыгнул.
— Пардон, — извинился он заплетающимся языком. — Директором я там был, вот так-то. Не хрен собачий!
— Не свисти.
— Что?! Во, зуб даю. Точно — директорствовал.
— Как же тебя туда занесло, Коля? — направлял собеседника Павел.
— Ты знаешь, чья эта шарашка? — поднял на него мутные глаза Николай. — Не знаешь. Сразу видно — приезжий. И какого хрена тебя сюда занесло… Хотя нет, все правильно. Хороший человек везде нужен… А контора эта жены моей. Лариски. Она меня туда поставила. Она, зараза. Все она… Пять лет был директором, потом не смог, ушел.
— Что ж тебя заставило с такого места уйти? Я бы за эту должность руками и ногами держался…
— А черти? Черти же, говорю тебе!!! — рассердился на недогадливого собутыльника Николай. — Она их сгоняла раз в год в цеху. И резала.
— Кого? Чертей?
— Каких чертей, дурья твоя башка… Баб, работниц.
— Кто резал?
— Хрен в пальто! — разозлился Николай. — Сказано, жена моя, Лариска.
— Зачем же она их резала? И как? Кухонным ножом, что ли?
Николай помолчал, словно собираясь с мыслями.
— Стены черной тканью завесят, — вдруг заговорил он, скривившись то ли от отвращения, то ли от страха, то ли от того и другого сразу. — Посреди цеха черный котел поставят. Потом Лариска появится вместе с этими своими… с охраной, значит. Выберут женщин — две-три, не больше, чтобы слухи по городу ненужные не ползли. Лариска их лично варевом своим обнесет, а потом и остальным даст. А зелье это ее… выпьешь — и по всему телу сначала словно иголками тебя колют, а потом летать начинаешь.
— Прямо летать?
— Прямо летать, не по земле ходить. А когда у всех крышу-то снесет, Ларискины черти свои заклинания или мантры — не знаю, как уж у них это называется — заводят. И вот кто ногами кренделя выписывает, кто по воздуху парит, а эти хором повторяют одно и то же, все громче и громче, так что под конец стены трясутся, а потом давай в такт топать по полу, бешено так, яростно. В конце концов на женщин этих бросаются и насилуют скопом. А когда все угомонятся, Лариска появляется, голая вся… Вот тут она кровь бабам и пускает. Сама пьет и своим дает, перемажется вся с головы до ног… А тем, что останется, цеха кропит, на станки брызгает…