неподвластна ветряной стихии. Густой белый покров приближается неторопливо, словно низкий облачный слой для идущего на посадку авиалайнера. И эта неспешность действует мне на нервы хуже зубной боли.
Говоря начистоту, я бы предпочел, чтобы меня забросили в «Кальдеру» на парашюте. Уверен, во время прыжка мне было бы попросту не до сомнений и пораженческих мыслей. Но, к сожалению, Тихон Рокотов не настолько опытный парашютист и не может уповать на безопасное приземление в разрушенном городе. Да и неизвестно, в какие неприятности я бы вляпался, десантировавшись наугад в неизведанный район. А неспешная поездка на подъемнике позволяет изучить обстановку с высоты, без необходимости сходить на землю. И если в ходе спуска что-то покажется мне подозрительным, я могу подать сигнал красной ракетой, чтобы бойцы Верниковского поскорее вытягивали меня обратно наверх. Поэтому и приходится спускаться вниз, как какому-нибудь мойщику окон, а не героическому спецагенту, в которые произвел меня позавчера командир антикризисной бригады.
Неожиданный каприз судьбы для того, кто еще неделю назад лежал в психушке безо всякой надежды выйти оттуда в ближайшую пятилетку, верно? Хотя считать везением такую свободу – чересчур самоуверенно. Вести речь о моей полной реабилитации рановато, поскольку ее еще требуется заслужить. Для этого я должен пройти по маршруту экспедиции Ефремова и попытаться отыскать место, где он погиб. А если повезет, то и его тело плюс некий специфический груз, который нес с собой академик. После чего подобрать контейнер – Верниковский уверял, что он нетяжелый, поскольку пожилой геолог без труда таскал его в одиночку, – и вернуться к подъемнику.
Но это – задача-максимум. В действительности моя работа будет уже считаться успешной, если я в добром уме и здравии пересеку туманную завесу, хорошенько осмотрюсь и, вернувшись на поверхность, доложу об обстановке на дне «Кальдеры». При таком раскладе меня тоже ожидает вознаграждение, но оно сводится всего лишь к выписке из клиники под ответственность комбрига, предоставлению казенной квартиры в каком-нибудь райцентре и жизнь на пособие по инвалидности. В случае же полного успеха я могу рассчитывать на официальную награду, полную реабилитацию, восстановление на службе и продолжение ее под командованием Верниковского. А в будущем – на почетную отставку, повышенную геройскую пенсию и кучу социальных льгот. Такие гарантии Александр Игнатьевич дал мне лично, и у меня не было повода подвергать его слова сомнению.
