Проклиная себя за нерешительность, Остин спросил:
— С вами все в порядке?
Женщина чуть слышно ахнула и резко подняла голову. На несколько секунд ее взгляд остановился на его черных вечерних панталонах, затем она снова опустила голову в траву.
— Почему, о почему же кто-то должен был увидеть это?
— С вами все в порядке? — повторил он, сдерживая растущее раздражение.
— Да, конечно. Мое здоровье всегда было очень крепким. Спасибо, что спросили.
— Могу я вам чем-либо помочь?
— Нет, благодарю вас. Гордость требует, чтобы я сама выпуталась из этой очередной истории в бесконечной цепи моих недоразумений.
Она не шевелилась. Наступила мучительная пауза.
— Вы собираетесь встать?
— Нет, не думаю, что мне следует вставать. Но еще раз спасибо, что спросили.
Остин до боли сжал зубы и подумал, сколько же шампанского выпила девица.
— Вы под хмельком?
Она подняла голову выше:
— Не знаю. Полагаю, что это возможно. Что значит «под хмельком»?
Несмотря на раздражение, он обратил внимание на ее заметный акцент. Прикрыв глаза, он едва сумел сдержать стон.
— Американка?
— О, ради всего святого! Клянусь, если кто-нибудь еще задаст мне этот вопрос… — Она замолчала и уставилась на его колени. — Совершенно очевидно, что я американка. Всем известнр, что англичанку никогда не увидят растянувшейся плашмя на траве в такой позе, потерявшей всякое чувство собственного достоинства. Боже упаси!
— По правде говоря, вас выдает не ваша поза, а акцент, — сказал Остин, глядя на ее макушку. К его раздражению приметалось удивление: девица оказалась чертовски наглой. — Для тех, кто не знаком с английским жаргоном, поясню, что быть «под хмельком» означает злоупотреблять крепкими напитками.
— Злоупотреблять? — сердито повторила она.
Проделав несколько далеко не изящных, но тем не менее вполне успешных движений, она неуклюже встала на ноги и, упершись руками в бока, воинственно вздернула подбородок:
— Я не злоупотребляла, или как это там, сэр. Я всего лишь споткнулась.
Что бы ни собирался ответить Остин, этот ответ замер у него на губах, когда он взглянул на нее.
Она была удивительно привлекательна.
И в совершенно ужасном виде.
Ее прическа, как он предположил, прежде представляла собой уложенный на макушке шиньон, теперь он безнадежно сполз влево. К блестящим каштановым волосам прилипли листья и ветки, а несколько прядей торчали в разные стороны. Все вместе это походило на кривобокое птичье гнездо.
Подбородок украшало грязное пятно, а к нижней губе — очень соблазнительной нижней губе — прилипла травинка. Остин медленно перевел взгляд на ее светлое платье, помятое и в пятнах от травы. Кружевная обор ка, идущая по подолу, сзади отстала от платья, являя собой результат того треска рвущейся материи, который он слышал. И кажется, она потеряла туфлю.
