Наконец всё вокруг успокоилось. Скорая помощь уехала. Снялись со своих постов конные городовые, безмолвные, мрачные, в круглых меховых шапках с черными султанчиками. Улицы опустели… Где Венцеслао?
Дольше ждать не было смысла. Я приказал везти меня к Царскосельскому вокзалу, к поезду. Так - мне показалось - осторожнее. На Можайской меня ждали: вот он и Лизаветочка. О Венцеслао и тут никаких сведений.
Всё сильнее тревожась, мы перебирали тысячи возможностей. Но прежде всего следовало узнать, что же было сегодня действительно в Таврическом дворце… Как это сделать?
Решили начать с самого простого: почему бы не позвонить прямо в канцелярию - закончилось ли уже заседание думы?
Сердитый баритон крайне резко ответил нам, что сегодня никакого ни-ка-ко-го! - заседания не было… "Да, не было! А вот очень просто как не было! Оно… Оно отложено до понедельника… А? Чем еще могу служить?"
Мы переглянулись. Как же не было? Я-то знал, что оно было!
В шесть часов Анна Георгиевна покормила нас… Ведь как запоминаются в большие дни всякие малые мелочи, ерунда… Вот сказал - "покормила", и точно: запахло вокруг рассольником с почками…
В девять вечера мы пили чай, тоже вчетвером. Венцеслао не являлся, не звонил… В полночь Сергей вызвал из дома свой мотор и уехал. Мы легли спать в самом смутном состоянии духа; Анне Георгиевне так ничего и не сказали…
Утром тринадцатого Сладкопевцев примчался ни свет ни заря, и на нас обрушились новые непонятности.
Его отец, по его просьбе, позвонил своему доброму другу Александру Ивановичу Гучкову - так просто: спросить, что вчера любопытного было в думе? "Александр Иванович изволили отбыть на неопределенный срок в Москву-с!" Отбыл? Так-с… А если - к Капнистам? "
Их превосходительство не вполне здоровы… А ее превосходительство поехали на дачу… Не откажите позвонить на той неделе…"
Между тем по городу, несмотря ни на что, побежали всякие смутные шепотки. Шушукались, будто вчера в думе разыгралось чтото вовсе неслыханное и несообразное… Депутату Аджемову как будто бы сломали ребро… Которого-то из двух Крупенских отвезли в Евгеньевскую общину… Наталья Александровна Усова хотела узнать подробности по телефону у Анны Сергеевны Милюковой, но та вдруг ужасным голосом прошептала: "Душечка, ничего не могу вам сказать: свист и кнут! Правда, затем выяснилось: Анна Сергеевна сказал а не "свист и кнут", а "лё сюис экут" - "швейцар подслушивает", но это же еще ужаснее!..
Пронесся слух: кто-то из дипломатов, бывших в зале, внезапно сошел с ума, начал всех разоблачать, кричать с места такие ужасы, что об этом даже намекать запрещено. Болтали - правда, в редакции "Земщины", - что на заседание пробрался гипнотизеродессит Шиллер-Школьник, тот, который печатает объявления во всех газетах, кроме "Земщины" и "Русского знамени". Устремив еврейский взгляд на Маркова-второго, он принудил его признаться в двоеженстве… Да нет, при чем тут двоеженство: в том, что он - выкрест! Марков-второй?.. Какая подлость!
