— А что, если бы кто-нибудь из них подкрался к тебе сзади и всадил нож в спину? — прервал я его.
— Нож в спину? — пробормотал он рассеянно. — Вряд ли это можно было предположпть. Кто мог бы из этих людей всадить нож в спину человеку, который дружески был расположен к ним? Я чувствовал, что этого не случится. Мне это даже в голову не приходило. Здесь налицо был просто случай недостаточного взаимопонимания. И мне так хотелось, чтобы они последовали за мной. Я питал надежду, что они проявят ко мне такой же интерес, как и я к ним. Ведь в конце концов все люди одинаковы.
— Ну ты, черт возьми, смельчак, Майкл, — сказал я.
— Гм, возможно, — пробормотал он, рассмеявшись. — Все это не так уж трудно, если не думать о ножах и тому подобном.
— Так, так. А что же было дальше?
— О-о, — начал он как-то отвлеченно, как будто его осенила новая мысль, заинтересовавшая его больше, чем его рассказ или собеседник. — Приходилось тебе слышать, как визжит собака за дверью, когда она просится в дом? Она издает какой-то младенческий визг, гораздо более трогательный, чем плач ребенка. Вот с таким возгласом они обращались ко мне, эти люди. Они медленно стали следовать за мной, как тени, взывая ко мне жалобными голосами. Обернувшись, я увидел, что они протягивают ко мне руки и громко окликают, словно видели во мне свою последнюю надежду. Это было в высшей степени трогательно.
— Ты, конечно, вернулся к ним.
— Несомненно. И знаешь. Билли, что меня больше всего поразило в них и заставило мучительно сжаться сердце? Я увидел, что они не могут стоять прямо, как все люди. Те, что пытались это делать, кружились как волчки и падали. Самое большее, что им удавалось, это сгибаться в поясе и принимать форму лука, когда он натянут тетивой до предела. А чаще они ходили согнувшись, одной или обеими руками касаясь земли. Человеческие существа!
Майкл вскочил со, стула и принялся возбужденно шагать взад и вперед по комнате, бормоча:
— Вся тяжесть земли у них на спинах! Они хотели бы сбросить ее и не могут, бедняги! Огромная тяжесть!
— Что ты там, черт возьми, бормочешь? — вскричал я. Необыкновенное волнение и удивление овладели мной, когда я услышал эти, казалось бы, бессмысленные слова.
— Разве ты не понимаешь, — сказал он, глядя на меня мечтательно, — не можешь представить себе грусть и пафос всего этого? Человеческие существа, как ты и я, пытаются сбросить великую тяжесть — тяжесть земли! Это многовековое стремление всех нас, единственная проблема, стоящая перед нами!
