Конгамато | страница 7



- Благодарю, Махди. У меня транзистор. До свидания, Махди.

- До свидания, сэр.

Я вышел на улицу и спустился вниз узкими, утоптанными до металлического блеска тропинками. Жители здесь никогда не идут рядом, а только гуськом, поэтому тропинки напоминают желоба. Маленькая керосиновая лавочка, фруктовая лавка, сарай, в котором сушатся табачные листья, сарай, в котором учатся дети, кузница и снова фруктовая лавка.

Капоэта кончается на желтом берегу широкого вади, на дне которого еще течет мутный, подернутый грязной пленкой ручеек. На другом берегу раскинулась обширная горная долина. В знойном мареве едва удается различить серо-сизые вершины далеких хребтов. Слева Торит, справа Хукудум. Тропинка вьется над самым обрывом, ощетинившимся гигантскими репейниками. Из каждой трещины ползут цепкие, как бешеные кошки, кусты ежевики, кое-где желтеют подсолнухи.

Изможденное, высохшее русло вади тщетно пытаются напоить целых три источника: маленький ручей пресной воды, вытекающий из прохладной впадины, поросшей свежей зеленью папоротников, небольшое озерцо с солоноватой сернистой водой и глубокая щелочная лужа.

В долине расположились банановые плантации, маисовые поля. Они чередуются с ложбинками, в которых пасутся коровы и козы. Коровы здесь тучные, могучие, но молока дают до удивления мало - не больше четырех-пяти стаканов. Оно сладковатое и чуть-чуть отдает полынью.

Меня догнал стройный красивый мальчик с добрым и милым личиком чисто абиссинского типа. Он что-то кричал мне, показывая назад, на Капоэта. Я понял только два слова: господин и Пирсон. Но и этого было достаточно. Я угостил посланца мятными леденцами и возвратился в Капоэта.

Мы не виделись с Пирсоном две недели. Пока я изучал всевозможные структурные карты и профильные разрезы, он был занят какими-то своими делами в Джубе. Пробковый шлем и шорты придавали ему еще большее сходство со Стенли. Мне было приятно видеть его, да и он, как мне показалось, обрадовался нашей встрече. Мы крепко пожали друг другу руки. Пирсон, ожидая меня, стоял возле своего запыленного "виллиса". Я пригласил его в дом.

- Ну, вы, я вижу, уже совсем здесь обосновались! - улыбнулся Пирсон, показывая рукой на вбитые в стенку многочисленные гвозди, на которых были развешаны бинокль, фотоаппараты, оружие, планшет и прочее снаряжение бродячего человека.

Я пододвинул ему табурет.

- Белый человек, - сказал он, усаживаясь, - всюду должен устраиваться прочно, будто он пришел навсегда. Он должен казаться неизбежным, как судьба.