Он захлопнул крышку бара и разлил по кружкам лимонад. Добавил лед и протянул мне кружку. Я кивнула в знак благодарности.
– Я уже несколько лет не употребляю алкоголь, – зачем-то сказал он. – Раньше у меня с этим были проблемы.
– Понятно, – пробормотала я и прочистила горло. Лимонад был чертовски холодный. Я взяла в руки одну из фотографий. – Какая же Даша хорошенькая, прелесть просто. И на маму очень похожа… Это ведь ее мама?
– Да, – ответил Монахов и отвернулся.
А Даша вдруг подняла голову, посмотрела прямо на меня вполне осмысленным взглядом, схватила получившуюся картинку и с силой отбросила в сторону. Кусочки пазла разлетелись по полу. Девочка вскочила и выбежала из комнаты. Монахов побледнел, кружка с лимонадом мелко заходила в руках.
– Простите, – смутилась я. – Я, наверно, что-то не то сказала.
– Да нет, вы тут ни при чем, – вздохнул Олег. – С ней бывает такое. Так вы собираетесь вечером на спиритический сеанс?
– Не знаю. Наверное, схожу. Интересно…
– А вы верите в привидения?
– Что? – поперхнулась я. – Что вы имеете в виду? Ответа я не услышала. Благостную знойную тишину поселка взорвал нечеловеческий вопль.
Рим, октябрь 1947 года.
Вечером после концерта Кара поделилась своим планом с Верой. Вера заплакала.
– Нет, ты не сделаешь этого, – замотала она головой. – Ты не можешь, не имеешь права предавать. Меня, театр, Базиля, Родину, наконец…
Кара растерялась. Она не ожидала от подруги такой бурной реакции.
– Верочка, – пробормотала она, – ну почему сразу предательство? Зачем ты так?
– А как? – всхлипнула Вера. – Как еще это назвать? Красивой жизни захотела?
– Ты что? – Кара отпрянула, как от пощечины. – Что ты такое говоришь?
– Насмотрелась тут на буржуев этих проклятущих, на магазины их, рестораны…
Вера говорила с такой злостью, с такой горячностью, что Каре стало не по себе.
– Ты думаешь, мне легко было решиться на такой шаг? – тихо спросила она.
– Думаю, что очень. – Вера воинственно шмыгнула носом. – Тебе-то что! Ты тут останешься, а мы там, – она многозначительно вздернула брови, – за тебя отвечать будем.
– Я его люблю, понимаешь?
– Ха! Любит она! Знаешь его без году неделю, а все туда же. Любо-овь! – презрительно протянула Вера.
Она отвернулась, и теперь Кара видела только ее профиль. Верино лицо, намазанное толстым слоем крема, жирно поблескивало в искусственном свете лампы.
– Не плачь, Вер, – жалобно попросила Кара, – глаза завтра опухнут.
– Ну и пусть! – Верин подбородок мелко задрожал. – Пусть опухнут! Чтобы тебе стыдно стало!
