Я к тебе никогда не вернусь!
Откуда-то с другой стороны дома доносился голос Эдит Пиаф.
«Non, rien de rien…
Non, je ne regrette rien…»
«Я ни о чем не жалею», – пела она. Впрочем, это даже песней нельзя было назвать. Это был крик души.
Я обогнула дом и прошла вперед, ориентируясь на звуки музыки.
У маленького, заросшего тиной пруда сидела на раскладном стульчике Нора Покорная с удочкой в руках. Рядом на земле стоял древний двухкассетный магнитофон.
Оглушительно квакали лягушки, перекрывая Пиаф.
– Добрый день, – громко поздоровалась я.
– О, Саша! – воскликнула Нора и выключила магнитофон.
Она была одета в просторную майку без рукавов с надписью «После нас хоть потоп», завязанную узлом на талии, и в бойскаутские шорты с массой молний и карманов. Заплетенные в тоненькие косички рыжие волосы делали ее похожей на престарелую травести, исполняющую роль пионерки.
– Хороший улов? – улыбнулась я и присела на корточки.
– Вот! – Нора с гордостью указала на трехлитровую банку с мутной водой, в которой трепыхались три мелкие рыбешки.
– Здорово. А ловите на что? На червяков?
– Боже упаси! – Нора зажала удочку коленями и замахала руками. – На обычный хлебный мякиш. Мякиш – самое оно. Меня дед научил.
– Он был рыбак?
– Он был полковник НКВД, но рыбалка для него была чем-то вроде «скрипки Энгра». Он ее обожал и меня заразил. Я все летние каникулы проводила здесь с удочкой.
– Здесь? В поселке? – уточнила я.
– Ага. Мой дед дружил с Гореловым. Они были вместе со школьной скамьи.
– Надо же…
– Я ведь была первой женой Гореловского сына, Николая, – разоткровенничалась Нора. – Но мы быстро разбежались, а через несколько лет его Галка заарканила.
– Правда? – удивилась я. – А я поняла из ее рассказов, что она сама внучка Горелова.
– Неужели? – расхохоталась Нора. – Ну-ну… Она у нас известная сказочница.
– Мне казалось, что вы подруги, – съехидничала я, а сама подумала, что никогда не сказала бы ничего плохого о Фиалке. Надеюсь, и она тоже.
– Как справедливо заметил один из высоколобых – дружба между женщинами не более, чем пакт о ненападении. Кстати, яркое проявление мужского шовинизма. А насчет Галы… С моей стороны это просто констатация факта. Она, наверное, рассказывала, что сама дом спроектировала и отделала?
– Нет, – помотала я головой, – такого не было.
– И, слава Богу. Дом – целиком и полностью детище Николая. Он был чертовски талантливым… Эх, – вздохнула Нора, выудила из карманного лабиринта пачку «Явы» и закурила, – будь я в свое время поумнее, гореловское имение принадлежало бы мне. Вот так. Но я, честно говоря, не завидую. Галке оно счастья не принесло. Впрочем, как и всем остальным здешним обитателям. А вас-то как угораздило тут поселиться?
