– Так и скажем Рине, да? – не унимался Кабан.
– Ничего не надо ей говорить. Рину лечить нужно, – ответил Баджос. И пробормотал совсем для них непонятное. – Зеркало… зеркало… выстрел прозвучал… никто не слышал… Зачем в себя целилась…
– Какое зеркало? – тревожно спросил Медведь.
– Отойдите. И молчите. Я ее полечу.
Кабан и Медведь отошли на несколько шагов. Баджос стал манипулировать своим амулетом у нее перед лицом.
Через полчаса он вывел Рину из транса, поднял с подстилки, подвел не к Кабану, а почему-то к Медведю и сказал ему:
– Она поправится. Я буду лечить. Не оставляйте ее одну. А через семь дней привезите ко мне.
– Почему через семь? – спросил Медведь. – Мы можем и раньше.
– Раньше не получится.
– Спасибо, Баджос. Вот возьми, – Кабан протянул золотую цепочку, снятую в метро с пьяного попутчика.
– Нет, – Баджос вновь поразил ответом. – Не возьму. Была бы она твоя, может, тогда бы взял.
Кабан смутился.
– Через семь, говоришь? – пробормотал он.
– Да, – подтвердил Баджос. – И береги себя. Я попрошу духов, чтобы они тебя охраняли.
В вагоне, на обратном пути, Кабан спросил Медведя:
– Ну, как?
– Что?
– Черт его знает, верить этому – не верить?.. Но ведь после гипноза Рина без нашей помощи шла… И про цепочку Баджос догадался…
– Я верю, – ответил Медведь.
Оставив Рину на попечение Оленьки, Кабан и Медведь отправились работать в переход. Медведю не пелось, не игралось. Кабан тоже не мог настроиться. Вдобавок ко всему без аскера остались. Ощутимый материальный урон несли.
Ближе к ночи появились ветераны Афгана, в камуфляжной форме, с гитарами. У афганцев здесь не было постоянного места, но их на Курском уважали, когда они приходили, музыканты их как друзей встречали, без лишних слов уступали свою точку, давали мужикам заработать.
Афганцы установили плакатик, который гласил, что собранные средства пойдут на оказание помощи вдовам погибших воинов-интернационалистов. Эти мужики в камуфляжах пели только военные песни. Все их песни были суровые. Даже песни о солдатской любви. Прохожие были щедры к афганцам, редко кто пройдет, не положив на чехол перед плакатиком хотя бы несколько рублей.
Кабана тревожили эти песни. Он курил и слушал. Медведь тоже всегда слушал, однако сейчас его мысли занимала Рина. Она ему очень нравилась, но Медведь старательно скрывал свои чувства.
– Рина, ты все же поела бы, – уговаривала Оленька. – Хоть чуток поклюй чего-нибудь.
Рина молчала, отвернувшись лицом к стене. Оленька, не дождавшись ответа, вздохнула и сказала:
