Он подошел к Кабану, взял у него гитару, провел по струнам.
– Охренеть… Окабанеть! Какой звук! Сильный и красивый… Ты слышишь, Кабан?
– Слышу, не глухой. Ну что, берем?
– Берем!
– Ты ведь не хотел…
– Отвали! Иди в кассу, рассчитывайся.
Кабан еще и чехол взял, и два комплекта роскошных струн «D'adario».
Он бережно, чуть ли не на вытянутых руках, вынес «Martinez» из магазина. И сказал, захлебываясь головокружительным возбуждением:
– Нет, я ширнуться должен… Тут один дом есть… Ща туда зайдем и втрескаемся!
– Ух… Давай… скорее бы, – подхватила Оленька.
Дом высился сразу за Савеловским вокзалом. Кабан привел их туда, без проблем разобрался с кодовым замком, и они забрались на последний этаж. Кабан достал пятикубовый баян и сказал Медведю:
– Щас четыре ампулы вмажу. Пожалуйста, последите за мной… Чтобы я никакой херни не натворил.
– Четыре… Не много ли тебе? – спросила Оленька.
– Хочу убиться, – сказал Кабан и вобрал в баян одну за другой четыре ампулы. Засучил рукав.
– Если надо – значит, надо. С богом, Поросенок! – благословил Медведь. – Мы тебя пасем.
– С богом, – ответил Кабан, надавливая на поршень шприца.
Веки его отяжелели, зашторили глаза и сознание поплыло. Завихрили видения, голоса зазвучали…
«Парнишка кепку носил набекрень… а за ухом сигаретку… еще в его карманах лежала газетка… но может быть, она не должна была там лежать… а меня нету… нету меня… на земле вращение есть… а где земля и где небо… только не здесь… »
Мысли его скакали, тычась, в разные направления.
«Дайте мне еще хотя бы разочек взглянуть… взглянуть в эти глаза… в какие глаза?.. в ее глаза… не знаю… просто в глаза… не дайте умереть, пацаны… дождись меня… кто – дождись… не знаю… только дождись… кто бы ты ни была… мир без тебя исчезает… таинственным образом застывает в реках вода… но не покрывается льдом… это не лед… вода застывает на месте… город затих, город умер… отключилось электричество, встали троллейбусы… машины… метро вдруг вырвалось из-под земли… тоже замерло… вместе с людьми… отцвели цветы… засохли деревья… все умерло… понимает Кабан… это он отчетливо понимает… Москва вымерла… она обнесена стеной… в землю глубоко-глубоко врыта решетка… сверху каменно-ватный потолок… люди вымерли… никого не осталось… ничего не осталось… только песни… „Только Женя“… только Женечка… и больше никого… только она там… на Каховке… а он здесь… на Савеловской… и если он найдет Женечку… надо во что бы то ни стало найти Женечку… тогда все закрутится сначала… начиная с Курского вокзал… начинается жизнь с Курского… заканчивается Херсонской улицей… Женечка там… она ждет… все вымерли… видел кто-нибудь человека с бараном… не боюсь… не прошу… никому не верю… бог умер… нет. Сеня сказал, что это какой-то Ницше сказал… какая разница… не знаю… столько наговорено… гамбит… при чем тут гамбит… кажется пешкой надо пожертвовать… то есть мной… или Риной… все мы пешки… надо пожертвовать… город большой… женщина плачет… мужчина плачет… как же в бассейне приятно… плавать хочу с тобой… ты слышишь, Кабан… плавать… Кабан, Каба-ан…»
