– Слышь… да она триста семьдесят рэ сделала, бля!.. За один, бля, номер…
Кавказец взял Кабана за локоть.
– Кто это?
– Рина… Она с нами… Новенькая…
– Значит так, Кобан! – громко, чтобы все вокруг слышали, сказал Ваграм. – Передай всем… Кто к этой девочке протянет руки – от нас патом протянет ноги… и… следи за ней… Понял?
– А то нет… Конечно… Всем передам, Ваграм.
Кавказец прошествовал к Рине.
– Умница… Прямо сюда попала, – он приложил ладонь к груди. Потом вытащил из кармана зеленую купюру. Держал ее так, чтобы всем было видно, что это пятьдесят баксов. Вручил Рине. – Это тебе! От меня… Ты их честно заработала.
Пятерка так же внезапно удалилась, как и появилась.
Ашот протиснулся к Рине, чмокнул в одну щеку, в другую – и пылко произнес:
– Не зря у тебя такое рэдкое имя! Ты сама рэдкая дэвушка! Кофе для тебя – всэгда бэсплатно! Пей, сколько захочешь и когда захочешь.
Ашот подпрыгивая, покатился к своему заведению.
Рина, офигев от этой кутерьмы и от самой себя, спросила подошедшего Кабана:
– А кто они такие? Ну, эти… Которые лица кавказской национальности…
– А это, подруга, карманники. Самые уважаемые люди на вокзале. Ты теперь можешь хоть ночью тут в золоте ходить – тебя никто пальцем не тронет. Здесь слово Ваги – закон. Очень тебе повезло, Риночка…
Они работали еще около часа. Рина больше не пела, хотя парни и предлагали ей исполнить любую песню на выбор. Слишком мощным потрясением стал для нее первый успех на публике. Она перегорела и чувствовала, что в этот вечер голос уже не подвластен ей.
Наконец Шоник поднял руки и скрестил их над головой – все, сворачиваемся.
Пацаны, сразу как-то обессилев, устало чехлили гитары. Оленька раскладывала деньги на четыре кучки прямо на чехле.
– С Риночкой поступим так, – рассудил Шоник. – Пятьдесят баксов, что Вага тебе подарил, ты в общий котел не вносишь. Они твои, кровные. А за твою песню – вот от нас две сотни. Держи… Это по-справедливости, Рина.
– Я и не спорю.
– Лады.
Ну вот… Деньги поделены, колонки и стойки грудятся в одной кучке, гитары за плечами… и обиженный пьяный народ вокруг. Обиженный потому, что концерт закончился.
– А что теперь? – спросила Рина.
– Можешь дуть домой, – пожала плечами Оленька.
– Она останется, – сказал Кабан.
– Мне нельзя домой, – сказала Рина. – Без мобильника, без долбаного стадола. А главное – без «Макарова»… Отец прибьет…
– Извини, не в теме, – сказала Оленька.
– Стадола?! – удивился Медведь. – Никогда бы не подумал, что ты тоже трескаешься.
