Женщина торопливо перебрала варианты. Что если верхом? Обручи под юбкой не позволят сесть в седло. Тогда переодеться! Но нельзя же появиться перед правителями соседних владений в чужеземном наряде.
Что ж, значит взять летнее платье с собою, догнать карету, велеть Хину и Тадонгу возвращаться в крепость, самой же сменить одежду и отправляться с уаном!
Это решение недолго казалось Надани идеальным. В одной нижней юбке она металась по комнате — иллюзия действия немного успокаивала её. Теперь, когда Сил'ан не было в крепости, страх перед встречей с ним быстро слабел, и женщина уже не понимала, как могла лишить Хина своей защиты. Её сын отправлялся в чужие края, прямо в логово врагов, да ещё в компании двух чудовищ — бедный беззащитный малыш! Воображение рисовало Надани картины, одну другой страшней: Хина заколдовывали, бросали в пустыне, приносили в жертву, делали из него раковину для ещё одной твари уану сродни. Фантазии вызывали всё больший ужас и всё меньшее доверие. В какой-то момент женщине удалось взять себя в руки.
— Это же турнир, праздник, — заговорила она вслух. — Он повеселится, Тадонг присмотрит за ним. Всё будет хорошо. Мы первый раз получили приглашение, и это прекрасно, что Хин уже в детстве увидит, каковы настоящие уаны, а я постараюсь, чтобы он меньше внимания обращал на нашего… актёра — не более того. Может быть, Хину поездка даже пойдёт на пользу: научит его желать победы, а не поражения, избавит от странностей. Он увидит, какими должны быть мужчины — Тадонг, увы, не слишком хороший пример. Всё к лучшему.
Последнюю фразу Надани повторила несколько раз и, так успокоив себя, переоделась в ночную рубашку и убрала платье в шкаф. Не зная, чем заняться, она принялась рассматривать драгоценности, которые хранила в резной шкатулке из кости, но её мысли постоянно возвращались к сыну.
Женщина вспомнила о времени, не столь далёком, когда он был совсем маленьким, нуждался в ней и, возможно, любил свою мать. Она не раз говорила Гебье, что отношения с Хином разладились не по её вине, а потому и не в её силах вернуть им прежний характер. Теперь она подумала, что хотя бы попытается.
Тревога не отпускала её. Измученная, Надани не смогла уснуть: виски пульсировали — рой мыслей бился в них, жужжа и звеня. Ночь тянулась невыносимо долго, а поутру небеса просветлели за один взмах ресниц, словно кто-то зажёг свечу в вазе синего стекла. Не поднимаясь с постели, женщина смотрела в окно. Она понимала, что уже ничего не сможет изменить, даже если будет гнать ящера во весь опор, и чувствовала облегчение.
