— И когда ты собирался мне сказать?
— Чем позже, тем лучше, — честно сознался полковник, понимая, как сильно пожалеет о несвоевременной искренности.
Кисточка с тихим стуком упала на тарелку. Лепесток, кружась, спланировал на воду и поплыл к стене. Вальзаар поднялся.
— Как мне с тобой говорить, чтобы слова проникали? — его взгляд не сулил ничего хорошего.
— Ты не говори, а делай, — Сюрфюс отвернулся.
— Люди нас не судят…
— Да неужели? — взвился полковник. — Те двое посланцев кричали на меня, словно я им ровня. Не позволяй им!
— Напугать до помрачения сознания или искалечить — какое «непозволение» тебе больше по вкусу? — зашипел Вальзаар в ответ. — Каким именно образом мне выразить пренебрежение к военной власти Весны? Ты, я вижу, готов устроить первое в истории судилище, позволить людям решать твою участь. Им — признать тебя виновным?! Ведь нам не выиграть, если б даже я сошёл с ума и выступил против Главнокомандующей. Потребовалось бы втянуть другие семьи! Сюрфюс, каждый из нас должен выше ставить благополучие народа, потом — семьи, и лишь затем свои амбиции.
— И что же мне — смириться? Просто потому, что никто из вас не встанет на мою защиту, более того, вы и мне свяжете руки и заткнёте рот?
Глава семьи опустил ресницы, пытаясь подавить раздражение:
— Ты никак не поймёшь. Я готов защищать твою жизнь, но так цепляться за увлечение — блажь.
— А то, что двое испытателей, один из них — Кэльгёме из Хётиё, едва не погибли? Тоже блажь? Тебя не тревожит то, что люди покушались на жизнь одного из нас? Или ты назовёшь это проблемами семьи Хётиё, а никак не народа?
Вальзаар поморщился:
— Я не понимаю, — пробормотал он, — как мог ты об этом упомянуть? То ли у тебя уже реальность мешается с вымыслом… Не ты ли поменял их местами?
У полковника потемнело в глазах.
— Тсой-Уге прекрасный пилот, — услышал он свой голос. — Саели, дело там было совсем не в пилоте…
Глава семьи безжалостно перебил:
— Ты сам виноват, что я всё узнал из чужих уст.
Не слушая его, Сюрфюс продолжал упрямо:
— … птица была непригодна для полётов. Она не могла надолго задерживаться в воздухе.
Вальзаар молчал.
— Кому ты веришь: мне или людям? — потребовал полковник.
Глава семьи устало посмотрел ему в глаза.
— Как я могу тебе верить?
Сюрфюс чуть заметно дёрнулся, потом его лицо застыло, как будто стало раз и навсегда вырубленным из мрамора. Вальзаар запоздало смягчился:
— Может быть, ты не лжёшь намеренно в этот раз. Просто не отличаешь уже, я повторяюсь, настоящее от придуманного. Тебе нужна помощь и нужен отдых. (Полковник не ответил.) Подумай сам, — глава семьи попытался воззвать к логике, — если бы Даэа… или кто-то иной из высокопоставленных людей покушался на Кэльгёме, разве б Хётиё это так оставили?
