Сил'ан поднял лампу и, осторожно отводя ветви, подобрался к первой светящейся жертве. Серебристый Агогика тяжело вздохнул.
— Правду сказать, тоска меня берёт, — заговорил он, ни к кому не обращаясь. — Вот как взгляну на хозяина. Всем же хорош, а от жизни отворачивается. Как же так можно? Искалечили его эти люди, — ещё один тяжёлый вздох. — Поговорить?.. А что говорить? Говорить бесполезно… Он ведь только на сотню лет с мелочью тебя старше.
— Только? — не удержался Келеф и сам удивился желчной иронии в голосе.
Он тотчас пожалел о том, что сказал, спиною чувствуя пристальный взгляд лятха. Казалось, тот вот-вот ответит, но шарики света один за другим попадали в плен лампы, а сахарный гость молчал.
— Не в людях дело, — сказал тогда Келеф, оглянувшись. — Мы сами калечим себя, потому как совсем не понимаем, что творим.
— В людях, в людях, — убеждённо заверил Агогика.
Сил'ан, легко улыбнувшись, сотворил недоумённый жест:
— Нэрэи тоже так считает. Считал, во всяком случае, когда я последний раз с ним говорил.
— И он, пожалуй, не устал от жизни, — намекнул лятх.
Келеф поймал последнюю искру и наклонился поставить лампу.
— А-а, — остановил его Агогика. — Я передумал: выпусти — красиво.
Сил'ан, не возражая, сдвинул крышку. Искры взметнулись красочным роем.
— Видишь, — довольно пояснил сахарный гость, — как хороша свобода.
Келеф рассмеялся, положив голову на левое плечо:
— Так свобода, — он выдержал паузу, — или подчинение старшим?
— А, по-твоему, они исключают друг друга? — искренне удивился лятх. — Не то нас делает свободными, что мы ничего не признаём над собою, а то, что мы умеем уважать стоящее над нами. Потому что такое уважение возвышает нас самих.
Сил'ан опустился на траву, прижал хвост, словно колени, к груди и обнял руками. Агогика прыгнул ближе, устремил усики вверх, и прочёл, подражая Альвеомиру:
«Ах, безрассудная роскошь.
Ты ослепляешь меня…
Жарко безумство:
жажда этих сокровищ
этих несметных богатств,
никогда не касавшихся прежде руки.
Как я искала:
металась,
кажется вечность, по водам
в даль уходящих морей.
Как я копала,
копала —
пальцы срывались кровью.
Это моё богатство:
каждый дрогнувший вздох —
искры твоих украшений;
лёгкое губ касанье —
млечный туманный жемчуг.»
Господин Сокода ждал за оградой Ледэ, недалеко от арки. Сюрфюс почуял человека задолго до того, как увидел, и вполне мог бы повернуться и уплыть прочь, желай он избежать встречи. Вместо этого Сил'ан неспешно миновал притаившегося весена. Шлейф платья, не военного — чёрного, с тихим шелестом полз по траве, словно клейкий туман на рассвете.
