— Да, у Жусупа не засохнет, сколько он милиционеров перестрелял, — сказал Демьянцев, — но что делать. Я смотрел отчеты волостного за 1915 год… волость невелика, пятнадцать административных аулов, шесть тысяч человек… Как оставить их без грамоты? Поедешь?
— Поеду.
— Завтра в Аксу отправляется оказия из кооперации, повезут товары, будут закупать скот. С ними отправишься.
— Коня давай, Афанасий Петрович.
— Был бы у меня свой! А казенного как отдам? Топливо возим для курсов, воду. Я тебе толкую: до Аксу с кооператорами…
— Что — Аксу? Я до Кувандыка сам. А дальше, в степь? Осень, аулы уходят на юг. Давай коня, Афанасий Петрович. Коня и карту.
— Нельзя, карта одна на курсах, — ответил Демьянцев, сворачивая карту и втискивая ее в матерчатый чехол.
В складе Демьянцев нагрузил Нурмолды учебниками, тетрадями, пучками лакированных карандашей.
— Давай карту, — упорствовал Нурмолды.
Демьянцев достал из недр шкафа рулон обоев. По белому фону среди голубеньких цветочков летали ангелы с розовыми попками и трубили в золотые рожки. Демьянцев вздохнул в другой раз, положил перед Нурмолды три кисточки и три овальные картонки с разноцветными пуговками акварели:
— Бери… Нынче целое богатство.
Дворник вывел из конюшни ухоженного саврасого конька. Вынес не новое, но крепкое седло, брезентовое ведро и моток тонкой пеньковой веревки. Показал: от меня, дескать.
— Весной я другого хазретского коня отдавал, так же вот ликбезовцу, — озадаченно сказал Демьянцев. — Старикан плевался, грозил хазретом… А, так вы ведь родственники!..
— У меня ни одного родственника в городе.
— Ну как же, мне со слов азанши сказали, что ты адаевец и даже бегей…
Демьянцев жил тут же, на задах хазретского дома, в саманном доме с карагачевым садиком. Окна выходили в огород, по осени уж разоренный, с грудами ботвы, с запоздалыми зелеными помидорами в оголившихся кустах. Нурмолды захаживал сюда: примус починить, брал запаять кастрюлю.
Беленая печь, кровать за ситцевой занавеской, дощатый пол застелен половиками из пестрой ветошки. В углу пианино, всегда раскрытое.
Демьянцев достал из тумбочки брезентовый портфель, выгреб из его нутра бумаги:
— Теперь вот храню документы дома. Дали партийное взыскание.
Вошла хозяйка. Нурмолды в который раз поразился красоте ее юных, девчоночьих глаз. Она была немолода, с сухими, в кольцах ручками, заметно горбилась.
— Вот тебе удостоверение инструктора ликбеза, — сказал Демьянцев, — вот путевка, подписана в окружкоме. Вот разрешение на оружие.
