Эта мелкая житейская неприятность не разлучила их, наоборот, даже как будто еще сильнее сблизила. Теперь он иногда позволял себе проявить слабость, потому что знал: она слишком горда, чтобы воспользоваться этим.
— Господи! — сказал он как-то. — Таких как ты больше нету! — Он и вправду так думал.
Она жестко улыбнулась, эта улыбка напоминала усмешку искушенного ученого.
— Я люблю тебя, — пояснила она, как всегда, не очень логично, но емко, — не потому что ты мой муж, а потому что ты настоящий мужчина!
Он тихо повторил последние слова, но возражать не стал. Пусть она как можно дольше лелеет эту свою иллюзию. Потом она поцеловала его в лоб, и он заснул, разнеженный пылом этой материнской ласки. Ну а детям сказали, что «у папы разыгралась подагра».
Итак, жизнь текла спокойно и размеренно, пока не стало ясно, что его вот-вот, исключительно по «дипломатическому» закону тяготения, повысят в звании и назначат на пост, требующий большой ответственности и тяжелых трудов — и то, и другое было ему не по вкусу. И тогда они оба словно заново открыли для себя Египет, обнаружили, что Каир постепенно стал занимать гораздо больше места в их мыслях, чем прежде. Конечно, не столько, сколько Лондон, даже и сравнивать не стоило, просто обоим нужны были новые впечатления. Теперь, как только выпадала возможность, они проводили зиму в Верхнем Египте, и всегда очень не хотелось уезжать. Может быть, перебраться окончательно? Принц пытался приискать для себя местечко в Александрии, но ничего не вышло. Оставалось либо посольство в Москве, либо в Пекине — обе вакансии были не слишком соблазнительны. И тут его осенило: что ему в конце концов эта служба? У него же свои огромные владения и три, а то и четыре старых дворца — отцовское наследство. В основном — это уже почти руины, окруженные прекрасными садами на берегах Нила. Вот и надо все приводить в порядок. Тот единственный дворец, который они реставрировали для себя, в сущности, был удобен и соответствовал их амбициям. Остальные же… у нее тотчас возникла масса идей. Архитектурные проекты стали ее любимой игрушкой, она постоянно импровизировала, а ему нравилось видеть, как придуманные ею сказочные дворцы воплощались в реальность, правда, в более скромном варианте — из кирпичей местного производства и цемента. Бизнес тоже требовал его постоянного присутствия в славном своей хитростью Каире. Он вдруг обнаружил у себя талант блефовать и проделывать тайные трюки: весь бизнес на Ближнем Востоке очень похож на игру в покер. С облегчением принц расстался с «протоколом» и «табелем о рангах», правила, ими предписанные, были на редкость идиотскими. К примеру, этикет требовал, чтобы чиновник более высокого ранга находился всегда по правую руку, даже на улице, даже в такси. Вечно приходилось обегать людей и машины, чтобы соблюсти нормы — иначе приехавший вышестоящий чиновник обдавал тебя, нижестоящего, ледяным презрением или устраивал дипломатический разнос. Фу ты! С этим было покончено. Теперь принц мог всю ночь играть в карты, даже жульничать, если ему хотелось. Одним из первых достижений его независимой жизни стал крупный выигрыш (с помощью ловкого мошенничества) у лорда Галена, который считал себя прирожденным интриганом и игроком в карты, однако был наивен, как младенец, по части мошенничества. Последний километр до вокзала «Виктория» поезд еле тащился — никто не мог объяснить, почему. Однако благодаря этому встречавший хозяина Селим мог идти по платформе рядом с купе, изображая мимикой, как он рад. По старой памяти посольство прислало машину, и Селим, в качестве поверенного, привез принцу почту, он торжественно вздымал над головой три красных конверта с письмами от принцессы и во весь рот улыбался. Старательный тихоня и хитрец Селим был коптом, скрытным и неунывающим, как все представители этой загадочной то ли национальности, то ли секты. Вообще-то улыбался он редко и почти всегда мрачно, главным образом, когда замечал чью-то неловкость или проигрыш — тех, кто был не так хитер, как он сам. Но дипломатом был первоклассным. По дороге к отелю «Браунз» они болтали, как старые друзья, и принц выкладывал ему новости, которые Селим жаждал услышать.
