Он только махнул рукой, но не сказал ни слова, так запыхался при крутом подъеме, а потому просто приближался к скале, не сводя глаз с Александры, и тяжело дышал. У пана Казика, с трудом выползшего из-за поворота, вид и вовсе был плачевный. Погоня, верно, окончательно лишила его сил: он едва дышал и даже стоять не мог – рухнул на четвереньки.
При виде этой позы, при виде этой пары ночные воспоминания, которые Александра доселе гнала от себя, все собрались и вновь подкатили к ее горлу тошнотворным комком. Вне себя от омерзения, отчаяния, бессильной ярости, она принялась хватать камни, валявшиеся вокруг, и швырять их в преследователей – без всякой, впрочем, пользы, ибо их разделяло слишком большое расстояние. Однако тщетность усилий лишь подстегивала Александру, и наконец она, ослепнув от злобы, схватилась не просто за камень, а за настоящую глыбу, натужась, выворотила ее из земли – и замерла, оглушенная дружным шипением десятков свившихся в клубки змей, которые все враз подняли плоские головы и злобно забили хвостами, глядя на ту безумицу, которая потревожила их сон. И они поползли из своей ямины и вмиг увешали своими тугими телами все камни и валуны, а глаза их по-прежнему были прикованы к Александре.
– Синьорина! – пронзительно выкрикнул Чезаре – и зажал себе рот, увидев, что творится на каменном островке. Наконец он справился с собой и заговорил негромко, как с больной: – Ради святой Мадонны, не делайте резких движений, а медленно, очень медленно идите сюда, к тропе. Только подберите юбки, чтобы не задеть…
– Подберите юбки? – ехидно повторила Александра. – Это еще зачем? А может быть, мне и вовсе раздеться к радости пана Вонючего Козла? Нет, я никуда не пойду. Да пусть меня лучше змеи всмерть заедят, чем я снова окажусь рядом с вами! А если вам так хочется меня снова заполучить, то идите сюда – и возьмите меня.
– Одумайтесь, синьорина. Одумайтесь, – пробормотал Чезаре, так и бегая глазами, ловя каждое движение Александры – и каждое движение проворных змеиных тел, усеявших островок, но еще не перекрывших единственный путь к отступлению.
Впервые Александра увидела растерянность на смуглом, как бы в кулачок сжатом, злобном лице итальянца, и это зрелище придало ей сил.
– Одуматься? – повторила она злорадно. – Ну, нет!
Она расхохоталась, чувствуя себя сейчас как никогда счастливой: ведь впервые за множество дней она была совершенно свободна. Она ощутила мгновение равновесия между жизнью и смертью – о, это было дивное, пьянящее, всевластное ощущение!
