Грейдон увидел, как ее ясные голубые глаза вспыхнули такой же сильной яростью, какую испытывал и он. Она снова подняла руку, но, прежде чем она успела сделать отвергающий жест, Грейдон схватил ее руку и крепко сжал.
– Очень вам признателен, миледи, – сказал он, насильно кладя ее ладонь на свою руку. Обращаясь к леди Маргарет, которая отвлеклась, с удивлением наблюдая за тем, как лорд Долтри вторично утащил ее дочь танцевать, он сказал: – Обещаю вам вернуть вашу племянницу к ужину, мадам.
Вести леди Лилиан в сад было все равно, что тащить якорь через весь зал. Оказавшись на открытой веранде, она снова попыталась обрести свободу. Однако там сидели, наслаждаясь ночной прохладой, еще несколько пар, а то, что Грейдон собирался сказать леди Лилиан, требовало уединения. Он еще сильнее сжал ее руку, кивнул нескольким знакомым и решительно увлек ее вниз по лестнице в темноту сада.
– Сюда, – сказал он, когда они приблизились к уединенной скамейке. – Вот подходящее место.
Лили вырвалась.
Устремив на него взгляд, она открыла рот и произнесла:
– Н-не надо!
Он остолбенел, потому что это было сказано странно низким голосом, похожим на мужской. Было невозможно поверить, что эти звуки слетели с прекрасных женских уст.
– Не надо? – повторил он, задержав дыхание и стараясь не выдать своего смятения. – Не надо что, миледи?
Она отвернулась от него.
– Дотрагиваться до вас? – допытывался он. – Говорить с вами? Приглашать танцевать?
Она насмешливо фыркнула. Он встал так, чтобы видеть ее лицо.
– Простите за откровенность, леди Лилиан, – начал Грейдон, стараясь быть благовоспитанным, хотя ему хотелось отбросить все условности и поговорить начистоту. А больше всего ему хотелось схватить ее и как следует встряхнуть. – Я чувствую, что в чем-то провинился. Если это так, умоляю, скажите мне, что я сделал. Взбешенная, она, опустив глаза, сказала:
– М-мож-жет б-быть, я п-плохо разг-говар-рив-ваю, – тут она остановилась и набрала воздух, – н-но эт-то н-не знач-чит, что я с-слаб-бо-ум-мная.
Ей стоило больших усилий произнести эти слова. Он видел, с каким трудом, почти преодолевая боль, она заставила звучать свой низкий раскатистый голос. А еще он видел, какое отвращение вызывают у нее звуки собственного голоса. Она была очень разгневана и обижена, иначе она ни за что бы не заговорила. Поняв это, он смягчился.
– Конечно, вы никакая не слабоумная, – сказал он. – И я не давал вам повода думать, что… – Она внезапно подняла голову, и он отшатнулся под ее осуждающим взглядом. – Чем я вас так обидел?
