— Отшагал… В шестой ходил.
— Что так? Науки не по нутру?
Володька напыжился, сказал:
— За дисциплину. С учительницей общего языка не нашел.
— Ничего! Жизнь припрет-найдешь. Я тоже не последний балбес был. А вот видишь, нашлись добрые люди — обломали.
Полодька, сдерживая дыхание, весь подался вперед.
Неужели и его выперли из школы?
Но Кузьма — непонятный все-таки человек — стал, накинул хомут на плечо.
— Хватит — посидели. Никита нагрянет, а у нас задела нет. Придется поднажать.
И они поднажали. Как следует поднажали! Косили днем и ночью. Ночью — хорошо, прохладно. А днем — чистое наказанье: зкой, дышать нечем, жгут оводы, и Володька, как на жцровне, крутился на железном сиденье.
Кончив смену, он добирался до избы, выпивал кружку кислого чая и замертво сваливался на постель.
Кузьма оброс рыжей щетиной, лицо его стало кумачово-красным, н, когда он открывал черные, запекшиеся губы, белые зубы его блестели нестерпимым блеском.
— Лошадей, лошадей смотри! Чтобы плечи не сбили, — постоянно твердил он одно и то же.
К вечеру четвертого или пятого дня их житья на Шопотках — все перепуталось в голове у Володьки — на западе засинело.
Кузьма забеспокоился:
— Что же они, проклятые, не едут? Зарядит дождьвсе наше сено кобыле под хвост.
«Действительно, — возмущался Володька, — чего они там копаются? Ведь и работы-то оставалось от силы на три дня».
За ужином Кузьма, тяжело ворочая негнущейся шееи, сказал:
— Ну, корежит меня — сил нет. Неужели погода сломается?
За ночь погода не сломалась, а вот Кузьма — Кузьма сломался.
Утром, когда Володька проснулся и вышел из избы, он увидел его возвращающимся с речки. Шел Кузьма вялым стариковским шагом, по-стариковски сгорбившись я вытянув вперед шею, обмотанную белым вафельным полотенцем.
— Чирьи вскочили. Наверно, оттого, что с жары выкупался.
— Бывает, — посочувствовал Володька.
Нет, это невероятно! У такого мужика заклепки сдали, а он, Володька, хоть бы что. Как кремень!
Гордость распирала его. Вот если бы сейчас кто-нибудь его увидел! Каково! Кузьма лежит у избы, а он, Володька, накручивает за двоих.
Но никто не видел его. Даже Пуха сегодня не плетется рядом с косилкой — прошла круга три и забилась в траву — жарко. Но что же спрашивать с Пухи, ежели сам Кузьма не выдержал?
На этот раз Володьку не ждал готовый обед. Заслышав его шаги, Кузьма буквально выполз из избы. На четвереньках, Как раненый зверь.
— Устал?
— Есть немного, — признался Володька.
— Сено как? Все пересохло?
