Николай Владимирович ждал подарки и знал заранее, что это будет или очередная пластинка классической музыки, или редкие ноты.
Тамара помнила, как на том юбилейном вечере, захмелев, она подошла к Мише взяла его под руку, а он ей вдруг сказал: “Ты, наверное, слышала, что твой приятель, великий поэт, ну, тот, который бывал у вас на даче в Комарово, теперь в ссылке, и говорят, что его посадят за тунеядство. Я об этом твоим старикам не говорил, не хотел расстраивать, да они вряд ли узнают: “вражьи голоса” они не слушают. А ты должна знать и запомни, что бы с тобой ни случилось, я всегда рядом”.
Тамару удивило не то, что поэта сослали за тунеядство, а то, что ей сообщает об этом Скляров. Насколько ей было известно, никогда Миша поэзией не интересовался, да еще диссидентской. Скоро события понеслись, словно сапоги-скороходы, встреча на банкете забылась, а после того, как жизнь выбросила за борт Толика, она настолько погрузилась в свои проблемы, в свою поэзию, в совершенно другой круг знакомств, что этот человек, казалось бы, так естественно и всегда находящийся поблизости и так любящий ее, перестал для нее существовать. И вдруг эта странная записка. Что же нужно было от нее Мише?
Женское любопытство взяло верх, и, окончательно приведя лицо в порядок, переодевшись, она набрала его номер. Обычно если Скляров не работал, то копался в библиотеке и приходил домой поздно. Но тут он сразу взял трубку.
— Ох, не ожидал, что ты позвонишь.
Тамара сразу поняла что врет, очень даже ждал, и с большим нетерпением.
— Мишуня, времени на разные глупости у меня нет. О чем хотел говорить? Опять о руке и сердце? Я ведь теперь соломенная вдова.
— Не дури, есть серьезный разговор. Но долго рассказывать. Понимаешь, у меня есть один очень хороший знакомый, он редактор “Нового мира”, и они хотят напечатать твои стихи.
— Сегодня не первое апреля, и я шуток не понимаю, особливо когда дело касается моего творчества!
— Подожди, не бросай трубку! Я сейчас к тебе примчусь и все расскажу!
Ей показалось, что Миша выглядит озабоченным, суетливым. К делу сразу не приступил, все о погоде да о ее стариках, в кресло не сел, по комнате расхаживает, чай на ходу прихлебывает, а она закурила и с усмешкой наблюдает.
— Успокойся, что с тобой? Будто это тебя собираются издавать.
— Мне трудно начать этот разговор. Издательство попросило меня с тобой связаться. Ты многого не понимаешь.
— Так объясни, в конце концов. Тебя что, редакция “Нового мира” просила мне позвонить? При чем здесь ты, почему они сами не связались со мной?
