Авианосец становится на стоянку в Тулоне. И здесь на борту появляется новый матрос Льебер.
Нелегко сблизиться с молчаливым, недоверчивым Хеймбюрже. Но Льебер — его земляк-эльзасец, им есть о чем поговорить. Льебер также пострадал от гитлеровцев. Льебер сумел расположить к себе земляка. Сумрачный матрос ищет его общества и раскрывается перед ним.
— Да, в скверную историю мы попали с тобой! — говорит Льебер. — Как мы из нее выберемся?
— Скверно то, что нам некуда выбраться. Ну, кончится контракт — что делать дальше? Кому нужны мои руки? Кто даст мне кусок хлеба?
— Ну, еще до того, как кончится контракт… Заварится такое…
— Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо перебивает Хеймбюрже.
— Вот увидишь — в конце концов нас отправят в Индокитай. Говорю тебе, в скверную историю мы попали с тобой, пара эльзасцев.
— Но почему, Льебер, они делают то, что хотят? Ведь все против этой войны! Все понимают, что она ничего не даст.
— Да, все понимают. О том, что надо помешать, пишут в газетах, в листовках. Ты читал?
Хеймбюрже признается земляку, что он не только читал листовки, подписанные «группой моряков», но сам распространял их, что он получил их у одного знакомого матроса, который служит на станции испытания горючего.
— Славный парень, но… — Хеймбюрже мрачно усмехается.
— Кто? Я там служил, на станции. Не Мартын ли?
— Ты его знаешь? Славный парень, но… Что сделаешь листовками? Только разложишь их в разных местах, как является патруль морской полиции и все подбирает. Нет, тут, видно, нужны не листовки, а совсем другое…
Хеймбюрже тяжело задумывается.
Через несколько дней объявляют, что состоится пробный выход в море.
— Пробный выход? — говорит Льебер. — Непохоже. У нас есть все для дальнего плавания.
— Туда? — Хеймбюрже бледнеет от волнения.
— Туда. Плохо мое дело.
— Почему?
— Я штрафованный. Понадобятся люди для рискованной операции, для высадки где-нибудь в чертовой дыре — я первый кандидат. Разве не так поступают с теми, кого не любит начальство?
— Да, да! — шепчет перепуганный Хеймбюрже. — Я знаю — так бывало. Меня начальство тоже не любит.
Спустя несколько часов обнаружили, что в двигатели подсыпан размельченный наждак. Это было замечено тотчас. И тотчас арестовали Хеймбюрже. Вероятно, за ним следили. Хеймбюрже сразу же перевезли на берег в тюрьму. Льебера перевели на другой корабль — он уже не нужен был на авианосце, а выход в пробное плавание отменили.
Следователь морской прокуратуры очень торопился с допросом арестованного. Хеймбюрже был потрясен случившимся. Следователь говорит не столько о нем, Хеймбюрже, сколько о Мартэне.
