Родители не учили нас драться, хотя отец всегда повторял, что нужно уметь за себя постоять, если тебя обижают. Он советовал нам не начинать драку, но в случае неизбежности силового выяснения отношений держаться до конца.
Вот так мы и росли — в сплоченной семье, с гордым, сильным отцом-защитником и любящей, жизнерадостной матерью. Не удивительно, что у нас, у детей, сформировалось определенное ощущение, когда кажется, что все наши потребности, начиная с религии и заканчивая дружбой и развлечениями, могут быть удовлетворены в семейном кругу. Мы не чувствовали необходимости в «посторонних» друзьях, мы и без того были лучшими друзьями друг другу.[10]
Детство пролетело незаметно. Мы мечтали о том, о чем мечтают остальные американские дети. Будучи наивными и чистыми созданиями, мы мечтали стать докторами, адвокатами, пилотами, боксерами и строителями. Откуда нам было знать тогда, что мы никуда не идем? В нашем опыте еще не было ничего такого, что показало бы нам — американская мечта не для вас. Да, у нас были большие виды на будущее. А потом пришла пора идти в первый раз в первый класс.
Столкновение культур в школьном классе — это, по сути дела, проявление классовой борьбы, социально-экономическая и расовая война. Полем сражения становятся наши школы, где учителя, стремящиеся влиться в стройные ряды «среднего класса», вооруженные мощным арсеналом полуправд, предрассудков, рациональных объяснений, наступают на безнадежно отстающих детей из семей рабочих. Силы явно не равны, особенно из-за того, что это столкновение, подобно большинству сражений, происходит под маской добродетели.
Кеннет Кларк. Темное гетто
Пока я был ребенком, мы часто переезжали с места на места в поисках подходящего жилья, так что я успел посидеть за партой почти во всех средних школах Окленда и на собственном опыте узнал, что такое система образования, которую предлагает этот город беднякам.
В то время я еще не осознавал до конца масштабы и серьезность бытовавших в школе нападок на чернокожих детей. Я лишь понимал, что постоянно чувствовал себя неуютно и пристыжено из-за цвета своей кожи. Я никак не мог отвязаться от этих переживаний, они не давали мне покоя. Преследовавшие меня негативные эмоции рождались из распространенного в системе представления о том, что белые дети — «умницы», зато черные — сплошные «тупицы». Открыто об этом не говорили, но всегда давали понять. Любое положительное явление, которое можно было обозначить словом «хорошо», неизбежно ассоциировалось с белым цветом, даже в сказках, что нам давали читать в младших классах. «Негритенок Самбо»,
