Лужи пузырились, показывая, что ждать, в общем—то, нечего, и мне в очередной раз надо стиснуть зубы и повернуть ручку газа, доказывая, что «я это могу». Пока я раздумывала, Андрей скрылся за поворотом, потом вдруг вернулся. Он остановил «Тенери» рядом, приподнял стекло новенького итальянского шлема.
— Долго стоять будешь?
Я обреченно кивнула. Я готова была плакать. Я думала, что на эндуро будет легче, но оказалось, что падать с высокого мотоцикла еще страшнее. Особенно с японского — у него не было дуг безопасности, и он мог подмять под себя. Это я уже испытала на «Кавасаки». Единственный мотоцикл, на котором мне не страшно было падать даже на скорости — был «Уралом» — с него меня просто катапультировало, то есть я кувырком и почти безболезненно летела подальше от мотоцикла, а он уж совершал кульбиты без меня.
— Да… — я слизнула с губ капли дождя.
Андрей раздраженно махнул синей перчаткой у меня перед лицом.
— А зачем мы тогда покупали такую дорогую резину?
Я продолжала с отчаянием смотреть на дорогу.
— Она ведь создана специально для этого! Смотри — она превосходно держит! Да и мотоцикл сделан для грязи! — Андрей непринужденно развернул мотоцикл прямо на склизкой глине, поддал газу и побросал мотоцикл по дороге, привстав на подножках. Он даже ласточку сделал, чтобы убедить меня.
Ему—то что: он с мотоциклом, как монгол с лошадью: ухватил за гриву и айда на спину, даже седла не надо. Он и запрыгивает на свою «Тэнэру» сходу, словно бы и не касаясь подножек.
Меня убедило не это, хотя и это тоже. Просто мне как—то уже надоело стоять посередине дороги, чувствовать, как с шлема за ворот стекает ледяная вода и слушать дождь. Ехать ведь все равно надо было…
Как оказалось, резину мы купили отличную, она волшебным образом держала мотоцикл на глине даже лучше, чем на песке. Заднее колесо было словно приклеено к дороге. Но все—таки я вздохнула с облегчением, когда «три кэмэ» наконец—то остались позади. Но радоваться было рано — дорога с каждым годом становилась все хуже и хуже, и такие разбитые участки то и дело попадались нам на пути почти до самого Красноярска. Я осторожничала, вцеплялась в руль, со страху путала передачи, но все же ехала вперед.
К Красноярску мы были похожи на два комка грязи.
Весь день мы ехали под дождем. Мало приятного, если при этом не знаешь, где будешь ночевать. Тянущийся за фурами шлейф воды и грязи залеплял стекло шлема, мокрой пылью покрывал одежду и мотоциклы. Весь день были только серое, блестящее от воды шоссе, хмурые тучи, жиденький, противный дождик да словно лакированные автомобили, что проносились мимо нас по дороге. А еще был холод. Стекло шлема запотевало, мне приходилось поднимать его, и капли дождя ледяными иголками нестерпимо кололи лицо. Перчатки я отжимала на каждой остановке, но это помогало ненадолго — через пять минут они снова были мокрыми. Мы все время поглядывали на небо, стараясь найти в нем хоть какие—нибудь признаки того, что дождь не навсегда, но отчаяние настигало нас, потому что от горизонта до горизонта все было затянуто тучами. Палатку в такую погоду поставить, конечно же, можно. Можно даже ухитриться и сделать так, чтобы вещи остались сухими, пока мы будем устраивать бивуак. Но тут нас настигла еще одна беда: вдруг обнаружилось, что дождевики промокают.
