– Яволь, герр штурмбаннфюрер! – вытянулся Рэм во фрунт, – Разрешите бегом?
– Разрешаю. Хотя, ты сейчас поосторожнее с этими шуточками насчёт штурмбаннфюреров, могут не понять. Всё это и так сейчас будет оччень трудно понять нам самим, да ещё и объяснить населению… – задумчиво произнёс Борис.
Рэм вышел, махнув на прощание рукой, явно сымитировав этим жестом национал-социалистское партийное приветствие. Борис с досадой подумал, что начальство возложило на него поистине титаническую задачу, потребовав создания организации, столь явно будущей, хотят они этого, или нет, напоминать печально прославившиеся "охранные отряды", причём выбить из людей все те ассоциации, которые в них вызывают воспоминания о СС. Выколотить из них всех этих "…фюреров", отучить от попыток сделать "хайль" ручкой. Они пока как малые дети, для них это – игра в Штирлица и Мюллера, а нужно сделать так, чтобы у населения даже не мог родиться этот, уже давным-давно набивший оскомину вопрос: "А скажите, погромы будут?.."
Он остановился около окна и посмотрел на крышу стоявшего неподалёку здания областной администрации, ласково именуемого горожанами "Гнилым зубом". Там, развеваясь по ветру, переливался под лучами солнца тремя своими яркими полосками государственный флаг. "Интересно, заменят его новые правители, или же оставят так, как есть?" – подумал Борис. Он ничего, в принципе, не имел против этого стяга – яркий флажок, цвета забавные. Борис в очередной раз подумал, что эти цвета полностью отвечали насаждавшемуся до сих пор среди той же самой молодёжи образу жизни. Тому самому образу, который умещался в нескольких словах набившей оскомину рекламы: "Пепси, пейджер, MTV…", ну и так далее. Потому что именно банка "Пепси-колы" ассоциировалась своими цветами у Бориса с цветами государственного флага.
Флаг трепыхнулся ещё пару раз и обвис на древке. Борис отвернулся от окна, достал из кармана пачку "L amp;M" и закурил. Посмотрел на пачку и усмехнулся: теперь, наверное, придётся носить чёрную форму и сигареты неплохо бы покупать в тон. Например, "JPS". Они тоже чёрного цвета. Или вообще – "Davidoff", он же теперь начальство и должен являть, так сказать, вид.
"Господи, какая же ерунда лезет в голову!" – вдруг мысленно застонал он, присев за стол и вцепившись руками в волосы. Начальство, едрёныть! На костях чужих начальство… Он издал мысленный звериный вой, вой подстреленного волка, подстреленного и затравленного. Нет, не волка, а как раз затравленного человека. Затравленного бытом, начальством, несправедливостью жизни. Загнанного сначала магазинами в их очередях, потом загнанного ценами в этих же магазинах, причём на сей раз не просто загнанного, а воистину припёртого к шершавой кирпичной стене. Он стоит у этой стены и видит, как очередной премьер зачитывает приговор:
