В конце концов, он засунул письмо в карман, вышел из кабинета, и сквозь узкий коридор прошел в комнату отца, в которой не бывал уже несколько месяцев. К этому, в сущности, не было никакой необходимости, поскольку он постоянно виделся с отцом в конторе, обедали они вместе в трактире, а по вечерам, хоть каждый и выбирал занятие на свой вкус, они обыкновенно оказывались, каждый со своей газетой, в общей гостиной. Единственное, что нарушало этот порядок, были визиты Георга к друзьям или, в последнее время, к своей невесте.
Георга поразило, сколь темно было у отца в комнате в такой солнечный день. Какую все-таки тень отбрасывали высокие стены, окружавшие узкий дворик! Отец сидел у окна в углу, всячески украшенном памятными вещицами покойной матери, и читал газету, глядя на нее искоса и пытаясь тем самым приспособить свои слабеющие глаза. Отодвинутый на край стола завтрак казался почти нетронутым.
— А, Георг, − произнес отец и двинулся ему навстречу. Его тяжелый шлафрок распахивался при ходьбе, полы развевались; "мой отец все еще гигант", подумал про себя Георг.
— Здесь же невыносимо темно, − сказал он вслух.
— Темно здесь и вправду, − ответил отец.
— Окно ты тоже держишь закрытым?
— Мне так лучше.
— На улице ведь очень тепло, − сказал Георг, как бы продолжая свою исходную мысль, и сел на стул.
Отец собрал посуду от завтрака и переставил ее на сундук.
— Я, собственно, хотел тебе только сказать, − продолжал Георг, рассеянно следя за движениями старика, − что я как раз сообщил в Петербург о своей помолвке.
Он приподнял письмо в кармане, так что стал виден его край, и опустил его обратно.
— Отчего в Петербург? − спросил отец.
— Как же, моему другу, − ответил Георг и попытался встретиться с отцом взглядом. "В конторе-то он совсем другой", подумал Георг, "не то что здесь: развалился и руки скрестил."
— Да, твоему другу, − подчеркнуто произнес отец.
— Ты же знаешь, отец, что я сначала думал умолчать ему о моей помолвке. Чтобы его не расстраивать, только поэтому. Ты же знаешь, он сложный человек. И я сказал себе − он же может узнать о помолвке не от меня, хоть при его образе жизни это и маловероятно − помешать я этому не могу, но от меня самого он об этом узнать никак не должен.
— Ну, а теперь ты стал иного об этом мнения? − спросил отец, положил при этом газету на подоконник, поверх газеты очки и прикрыл их ладонью.
— Да, теперь я иного мнения. Если он мне хороший друг, сказал я себе, то моя счастливая помолвка должна и для него быть радостью. Потому я немедля ему об этом написал. Но перед тем, как бросить письмо, я все же хотел тебе об этом сказать.
