Поэтому, когда однажды вечером дверь в его комнату чуть приоткрылась и за ней мелькнуло узкое лицо фаррадки, Арвен был рад. Он сделал ей знак войти, и наложница с разбегу кинулась к его ногам.
— О, господин мой! Я не могу больше, — зашептала она, порывисто обнимая его колени. — Я истосковалась по тебе. Каждая капля моей крови ноет от любви. Прости меня!
Король наклонился и взял в ладони ее дрожавшее от волнения лицо.
— Зейнаб, милая, я не сержусь, — он до глубины души был тронут ее словами. — Мне плохо без тебя, — норлунг вздохнул. — Нам нельзя жить во вражде. У нас сын.
— Ты не отказываешься от него?
Львиный Зев безнадежно махнул рукой. Он сотни раз объяснял ей, что сделает Брана герцогом, подарит ему Гэльское побережье, женит на принцессе… И довольно об этом!
— Я пришла не за тем, чтоб говорить о ребенке, — легкая смуглая рука Зейнаб легла Арвену на грудь, другая скользнула под одежду. — Ты помнишь, как мы…
Он не дал ей договорить.
— Я еще не лишился памяти, — волна нежности захлестывала норлунга.
Через час Арвен попросил:
— Принеси мне вина.
Лунное тело Зейнаб выскользнуло из-под одеяла. Она прошла к столу, в темноте долго возилась, ища кубок, наливая, взбалтывая зачем-то.
— Пей, — тихо прошептала наложница. — Ты сегодня был непревзойден. Или я слишком скучала?
Арвен засмеялся.
— Пей без остатка.
Последние слова он слышал уже сквозь сон. Тяжелый и душный, как обморок.
— Что ты мне налила? — простонал норлунг.
— Герцогство, Гэльское побережье, — голос Зейнаб звучал безжалостно, — и еще многое-многое другое, что может дать сыну смерть короля-отца.
Темнота была непроницаемой.
Арвен слышал только, как с потолка стекает вода. Несколько капель упало ему на лицо. Вероятно, от этого король и очнулся. Он провел языком по пересохшим губам и ощутил, как нестерпимо хочет пить. Но дотянуться до тонкой струйки, где-то рядом сочившейся из камней, норлунг не мог. Затылок ломило, голова раскалывалась, как с перепоя, тело затекло. Арвен осторожно пошевелил рукой, потом ногой. Тяжелый глухой стук железа о камень был ему ответом.
«И так ясно», — подумал он: слишком ныли запястья и щиколотки.
Львиный Зев попробовал повернуться на бок и спугнул какую-то тварь, заметавшуюся у него по ногам.
«Крыса, — мрачно подумал король. — Всюду жизнь, — его мысли текли в философском русле. — Почему я не сдох?»
Именно этот вопрос выкрикивала вчера Зейнаб.
— Почему он не сдох?! Почему?
Король понял, что уже один раз приходил в сознание, только тогда он лежал не на каменном полу, а в своей кровати и слушал, как за опущенным пологом беснуется фаррадка.
