— Я думаю, в вас говохит обида бывшего гэбиста.
— А отец Иоанн тоже был гэбистом?
— Кто? Фамилию, пожалуйста.
— Фамилию я не знаю. Его все зовут митрополитом Иоанном.
— Ах, этот. Он-то при чем?
— Он писал… дай бог памяти… "Мы боимся поверить, что все происходящее с нами не есть случайность или прихоть капризной истории, но целенаправленная попытка разрушить Россию любой ценой…" Вы кто по национальности?
— Это не имеет никакого значения.
— Как знать. "Не преуспев в попытках уничтожить Россию силой, нас цинично, расчетливо, подло толкают на путь духовного самоубийства". Это тоже отец Иоанн.
— Так, понятно.
— Да ничего вам не понятно…
Мурзин вдруг почувствовал усталость. Подумал, что возраст все-таки сказывается. Бывало, выдерживал такие долгие и тягостные беседы, что сам себе дивился. Мог сутками не спать и не есть, ночами выжидать, простаивать неподвижно под дождем и снегом, чего только не мог. Таких говорунов переговаривал, не теряя бодрости. А тут скис. Или это оттого, что понял: чем убежденнее говорит, тем больше у следователя версий. Вот ведь еще одной загорелся, подпадающей под 74-ю статью — разжигание межнациональной розни. Миронов — русский, Мурзин — тоже русский, но, судя по фамилии, всего скорей, с татарской примесью, а Маковецкий — наполовину еврей. В таком интернационале ссора, а затем и драка вполне вероятны. И орудие убийства подходит: карманная ракетница, игрушка, какие свободно продаются в охотничьих магазинах. Переделана под мелкокалиберный патрон? Но кто нынче не думает о самообороне?..
Кто-то за спиной Мурзина заглянул в дверь, спросил:
— Ты долго еще?
— Сейчас отпхавлю подозхеваемого.
Следователь достал из стола какую-то бумагу, принялся писать. А Мурзин глядел в окно и думал, что в электричках теперь, наверное, полно народа, что переделать все намеченное он сегодня едва ли успеет. Это же надо сначала доехать до Фрязина, узнать, что там у Сереги стряслось, потом к Кондратьеву, рассказать, обсудить, получить добро на действия Новикова в Германии. Потом опять ехать во Фрязино…
Снова скрипнула дверь, и тот же голос капризно потребовал:
— Выйди хоть на минуту.
Следователь положил ручку и встал. Подумав, убрал в стол бумаги.
— Посидите в кохидохе, — сказал Мурзину.
— Можно, я приду завтра? У меня масса дел…
— Нет!
Категоричность следователя насторожила. Выйдя в коридор, Мурзин прислонился к стене, огляделся. На длинной желтой скамье сидели люди: пенсионер с вызывающе нахмуренными бровями, двое ханыг, пожилая женщина с явно провинившимся в чем-то великовозрастным дитятей.
