— Как уехала? — опустошенно повторил Андрей. — Не собиралась вроде.
— Да ты загоревал, никак? Примчится, куда денется. Поживешь у нас денек-другой, глядишь — и она тут. Покормлю счас тебя и гуляй, хоть по грибы, хоть куда. Он ел, не замечая, что ест, давился обидой. "Говорила, что любит, а сама… Так во сне ж говорила, в твоем сне. А это все равно, что ты сам себе говорил, выдавал желаемое за действительное…" Баба Таня не сидела напротив, не глядела на него, ходила по избе, что-то делала. А будто в душу заглядывала.
Сказала наконец:
— Не убивайся больно-то. Девка она девка и есть, да еще подневольная.
— Как-подневольная?
— А так. Голос у ей.
— Какой голос?
— А такой. Почище зубной боли. Позовет — не хочешь, да побежишь.
— Ах, вы про это, — догадался Андрей и замялся, не зная, как сказать.
— Про это, милок, про это самое. У нас многие с голосом-та, а таких, как Ганка, нету. Разве что сам Епифан.
— Не, баб Тань, — решился он. — Я тоже поеду.
Сразу после завтрака он и собрался. Кинул рюкзак за спину и пошел. День был чудный, как вчера. И опять к горлу подступила обида: гулять бы с Гиданной, а тут на тебе. За деревней остановился, огляделся. И первое, что попалось на глаза, знакомый сарай. Был он в стороне, но Андрей все же решил заглянуть в него. Захотелось увидеть все, вспомнить, что было. Да было ли? Теперь уж казалось, что и не было ничего. К сараю подходил со страхом, невесть почему вдруг охватившим его. По зыбкой лестнице залез на сенник. Ложиться на то самое место не стал, отошел в сторону, развязал рюкзак, достал фляжку, что всегда брал с собой на всякий случай, приложился и не заметил, как ополовинил. Обида, душившая его, немного отпустила, и он откинулся навзничь, размахнул руки, держа фляжку в левой. Видно, забылся на миг, потому как почувствовал вдруг, что в руках ничего нет. Пошарил в сене, но вместо фляжки под руку лопалось что-то другое, вроде как книжка. Удивленный, он поднял ее и сел, разглядывая. Книжка, похоже, была из тех, что в последнее время заполонили киоски и магазины, — ни фамилии автора, ни названия на глянцевой обложке, только странный рубиново поблескивающий орнамент, то ли птицы какие в замысловатых полукружиях, то ли сказочные зверюги в немыслимых позах.
А на первой странице крупно и жирно, показалось даже, что выпукло, только одна фраза:
ОТКРЫВ ЭТУ книгу, УЗНАЕШЬ то, что смертному ЗНАТЬ НЕ ДАНО.
И все, и ничего больше. Он собрался пролистнуть дальше, но тут вдруг обрушился гром. Так подумалось в первый момент. Гром был рокочущий, растянутый, похожий на рев двигателя, от которого задребезжала драночная крыша и весь сарай затрясся, завибрировал.
