Сплетение душ | страница 43



Как всё непросто…


Но не нам судить прошлое!

Нам бы хоть с настоящим как-то разобраться.

А пока считается, что «мы прорвались с боями из Бухенвальда в Освенцим».

* * *

Откровение родительских рукописей взволновало меня.

Я бережно уложил эти пожелтевшие страницы и вышел из горницы.

В сенях лестница на чердак, часть ступенек истлела. Осторожно поднимаюсь.

Смотрю: крыша в одном месте совсем прохудилась, и луч света через прореху падает на зелёный кустик. Берёзка с рябинкой растут. Уже на метр поднялись. Сами ярко освещены, а вокруг терпкий чердачный мрак.

Тихо. Таинственно. Как перед службой в церкви.

Пылинки млечным звездопадом вьются в солнечном конусе света.

Раньше чердаки густо засыпали землёй – вот и прижились два зёрнышка, занесённые сюда ветром. Дождик их напоил, солнышко осветило и обогрело. Тянутся деревца вверх, не сдаются. Переплелись ветвями, в обнимку, словно отец с матерью.

Погибнут они здесь!

– Милые мои, возьму вас с собой, прямо как есть, не разлучая.


Свежее дыхание ветерка и радостный шелест листвы – в ответ.


Владимир Ерёменко

Сердце говорит и болит.
В небо распахнулось пальто.
Как в глубоком детстве, навзрыд,
Родину люблю ни за что.
Юность истощилась, как мел.
Опыт не велик и не мал.
Песен не испел – не умел.
Гимнов не сложил – не желал.
Каково ей – мне ли не знать, —
Нас не порознь клали под гнёт.
И отца ей отдал, и мать.
И себя отдам, как возьмёт.
Ступишь в синеву – и забыт.
Сроду не копили обид…
Сердце говорит и болит.
Просто говорит и болит.
Карелия, г. Петрозаводск, 2007 год