— Мильчевский, к шефу!
Роберт вошел в кабинет, когда ураган достиг своего апогея. Шеф был без пиджака, воротник рубахи расстегнут, узел галстука сполз вниз на тощей груди. Епашкина с заплаканными глазами сидела на стуле и пила воду из граненого стакана. Зубы ее постукивали о стекло.
— Ах, это вы! — зарычал Ефим Николаевич.
«Людоед, чистой воды людоед, — подумал Мильчевский. — При галстуке, с вилкой и ножом, с дипломом доктора в кармане, но все равно…» — Признавайтесь! — заорал шеф. — Вы двое! Вот вы. Вы и вы! Я все знаю! У меня журнал! Вы больше всех торчали здесь по вечерам за эти два месяца!
Он размахивал канцелярской книгой, в которой велась запись внеурочных работ лаборатории.
— Она уже призналась, нет, не то!.. У нее не может быть такого абсурда. И я ей верю. Видишь, плачет! Я ей верю, а вам не поверю… Что бы вы мне тут ни говорили! Я вас знаю, я все знаю. Думаете, не знаю?
Он тряхнул книгой, из нее посыпались листы. Епашкина с ужасом посмотрела на бумажки, лениво кружащиеся в воздухе, и принялась за воду… Рука ее тряслась.
Волна сокрушает гранит, но бессильна перед мягкой устойчивостью водорослей. Сила побеждается не силой, а слабостью. Итак, смирение и кротость, покорность и податливость, тогда удар пройдет поверху…
— Ефим Николаевич! — начал Мильчевский.
— Что?! Вы что-то хотите сказать! Молчите! Я знаю, какая-то глупость или того хуже. Вот у меня акт дежурного энергетика. На вас, Мильчевский, на вас! Вы тогда один сидели во всей лаборатории. Один! Ее не было, наверное, надоело пустяками заниматься, а вы что делали, позвольте вас спросить? Чем занимались, почему на подстанции полетели все эти… как их… такие маленькие штучки?.. — Он беспомощно и яростно вертел пальцами. — Ну, эти… да подскажите же, вы, экспериментатор!
— Тепловые реле, — послушно подсказал Мильчевский.
— Да, именно! Почему? А? И вообще! Почему мне не известно, что делается в моей лаборатории?! Черт побери, почему от меня все скрывают?
— Я…
— Нет, вы ответьте на мой вопрос! Почему от меня скрывают? Кто-то что-то изобретает, экспериментирует, а я не знаю! Может, идет проверка принципа относительности или создание водородной бомбы, а я не знаю! Я ничего не знаю! Меня обходят, мне не говорят, от меня скрывают. Я никогда ничего не знаю! Свои же сотрудники!
— В следующий раз я обязательно посоветуюсь с вами, — быстро вставил Роберт.
— Что?! В следующий раз? Его не будет, заверяю вас. Вы уволены. Все! Идите жалуйтесь в РКК, местком, куда хотите… А что вы там делали? — он воззрился на Мильчевского, как разъяренный носорог. Маленькие глазки со страшной силой сверлили, пронизывали лаборанта. Если б энергия этого взгляда могла превратиться в тепло, последнего было бы вполне достаточно, чтобы Мильч целиком перешел в парообразное состояние. «Господи, надоумь меня научной чушью…»
