Немногие стремятся в безвременье.
Только психически отверженные человечеством. Или психически ущербные, каким так несчастливо оказался он, Коля Извари.
Из тех, кто стремится, не доходит и третья часть.
Потому что проход в поле открывается лишь на короткий миг.
Миг по земному времени.
И вечность для тех, кто хочет вечности.
Так здесь оказалась женщина, до того любившая собственную красоту, что, увидав на лице первую морщину, впала в прострацию и сомнамбулой прошагала сюда сотни километров.
«Зато теперь не состарюсь. — Красавица кокетливо улыбнулась. И остановленная красота ее выглядела безжизненнее мраморной. — Пусть звездами сыплется кровь человечья. Нам это ничем не грозит».
Так сюда попал честный священник, у которого наука отобрала веру в бога и ничем не заместила его в его сердце.
«Если не считать самой науки, до которой, отроковица, на Земле еще не доросли!» — хохотнул сочный баритон.
И старуха-ясновидица из секты хлыстов притащилась сюда, усмотрев спасение в этом сером полусолнечном мире.
«Тебя не спросилась!» — прошамкала бабка-синюшница.
И три брата-кровопийцы, ужасно разочарованных тем, что и здесь энергия их личных излучений растворилась в едином поле…
И еще разные другие, кто свел когда-то счеты с жизнью и увяз на века в сиреневом тумане.
В том числе — и он, Николай Изварин, единственный доброволец на этом вечном пиру убогих. Неумирающая тяга большого мира держит его в ином биологическом ритме. Он оказался здесь чужим. Но зато может связать мысли воедино, может соображать.
Лелька положила ему ладонь на сгиб локтя:
— Пойдем домой, Колюшка! Тебе здесь нечего делать, тебе здесь не место. Там хорошо…
— Ты хочешь, чтоб я снова потерял себя?
— Мать переживает. И сестренки тоже… Говорят, у Куликовых теленок родился с одним крошечным рогом. А в колхоз новый трактор пришел. Таких при тебе не было. А у Маруси Зимаревой маленький сын. А самой уже тридцать девять…
Кто это — Маруся? А, Зимарева… Странно, что ее здесь помнят. Она на три года младше. Ей теперь тридцать девять… А ему все еще двадцать четыре…
Колины пальцы изо всех сил вцепились в Лелькино плечо. Но тут у Лельки не было тела.
— Странно, у тебя мамин голос. Расскажи о ней, — попросил Коля.
Лелька напряглась. И это получилось привычно, без труда. Просмотрела вечер за вечером в хате Извариных. Наткнулась на пустоты памяти. Свела брови:
— Ничего не понимаю: это ж только вчера и позавчера было. Не могла я забыть!
— Постой, Леля. Это мы тут перестарались. Сейчас вернем. А ну-ка, дистрофики, поднатужьтесь!
