Затем Сенькевич узнал, где находится дача и где именно в Игнатово. Слушание и работу воображения облегчил Саша, решившийся похвалиться своей первой фотоработой. Снимки хоть и не отличались резкостью, но достаточно внятно представляли и дачный дом, и сад, и группу людей в купальниках на лугу и в реке, и даже две особы без купальников были зафиксированы объективом. Последний снимок Децкая, с извинениями за сына, поспешно изъяла. Сенькевич, однако, возразил, что это интересно, тем более что женщины красивы. Теперь рассказ Ванды Геннадьевны обретал зримые черты; Сенькевич словно сам побывал на том лугу, среди гостей, и с многими познакомился — увидел брата Децкого, и друзей по работе, и друзей дома, и доктора Глинского, и директора одного магазина, и научную сотрудницу какого-то института истории. Люди были как люди, особого интереса не вызвал никто, потому что прибыли в Игнатово поездом, который ушел с вокзала в девять пятьдесят, то есть когда преступник только-только вышел из сберкассы; большее внимание он уделил Адаму Децкому, ибо тот приехал своим транспортом; но сильнее всего заинтересовала Сенькевича дача, сам дом, строение. Оно оказалось вовсе не той крохотной халупой, которые сотнями стоят впритык на территории обычных садоводческих кооперативов. Предстал ему на снимке домина по меньшей мере в четыре комнаты и с мансардой, и участок, судя по ряду примет, занимал не четыре сотки, как отмеряется простым смертным, а старого образца был участок — в соток двенадцать или шестнадцать. Основательность постройки, масштаб сада напрочно утвердили Сенькевича в мысли, что снимать деньги, впутываться в скользкое, опасное вранье владелец такой дачи, и такой квартиры, и машины не осмелится никогда, это ему совсем не нужно. Равно не станет он втягивать в такую аферу приятеля, рисковать большим ради меньшего; вообще такая идея не может у него возникнуть. Из этого следовало, что есть, разгуливает на свободе ловкий, умный, дерзкий преступник.
Последующую часть разговора, касающуюся одежд Децкого, излагать, видимо, не стоит: читателю известно, что серый костюм и шляпу вор нашел в прихожей; важно только отметить, это отметил себе и Сенькевич, что снимать рабочий костюм в прихожей и одеваться здесь в шлафрок было правилом Децкого, о котором знали все близкие дому люди. Вообще, из вопросов, завершавших беседу, существенным оказался один: о назначении вклада.
— Почему Юрий Иванович клал деньги на книжку, но никогда не снимал? спросил Сенькевич.
