План был разработан в обстановке глубокой секретности. Предполагалось, что со всеми суханами будет покончено одним мощным ударом. Для этого передовой отряд, составленный большей частью из молодежи, под руководством Малька открыто вторгнется на вражескую территорию. А когда суханы подтянутся и начнут, как положено, этот отряд метелить, в тыл им, совершенно внезапно ударят главные силы братков. Это, значит, что – сам Кабан, Вовчик, Бумба, Забилла.
– Вот тут сквер за ларьками, – объяснял Кабан, тыча пальцем в только что купленную, новенькую карту города. – Там, значит, пустырь небольшой и дальше – заборчик. За заборчиком – цех ремонтный, в общем, хрен его знает. Отступаете, значит, туда, и вот отсюда мы вводим в бой ударную группировку. Сможешь ты со своими отступить сюда через сквер?
Малек кивнул и быстро облизал губы.
– Только не бегите, блин, как козлы, оказывайте сопротивление.
Малек посмотрел на карту и снова кивнул.
– А потом мы сразу же берем под контроль все их точки. То есть – рынок, толкучку, оба магазина на Энергетиков. Кафе отойдет к кромешникам, это чтобы они, в принципе, не возникали. Ну а чейндж в том районе берет на себя Алихан. Все, блин, отпад, в натуре, выходят суханам. Пока они чухаются после разборки, мы уже – оп, и в дамках.
Кабан вытер рот после стакана и густо выдохнул.
– Алихан в курсе? – сразу же спросил Бумба, прожевывающий кружок сервелата.
– Алихан в курсе и одобряет, – сказал Кабан.
– А кромешники?
– Тоже. Суханы-то уже всем надоели.
Тогда Бумба резко проглотил сервелат:
– Толково придумано.
– Да, толково, – Забилла, морщась, как от тухлятины, повел носом. – Ну, наедем, а если они нас перемахают, тогда чего?
– Ничего, – сказал Бумба. – Их там, что думаешь, будет пятьдесят человек?
– Ну, не пятьдесят, но все-таки народу порядочно…
– А не пятьдесят, так справимся, – ответствовал Бумба. Набуровил себе стакан. – Вот только, чтобы вот он со своими гаврошами все сделал правильно.
– Сделает, – сказал Кабан и неторопливо повернулся к Мальку. – Сделаешь?
– А чего ж?
– Но чтоб все было на высоком идейно-политическом уровне.
Он пошевелил валиками голых бровей.
Малек снова кивнул и в третий раз облизал губы.
Боль была такая, что Вовчик не понимал, откуда она берется. День сейчас или ночь, и почему, если ночь, светит солнце. Или это не солнце, а какая-то синеватая фара? Он мигнул, и боль в затылке сразу же отдалась неожиданным всплеском.
– Вот этот, вроде, еще шевелится, – сказал кто-то.
